От редакции
Напомним нашим читателям, что автор, обложившись канадскими учебниками истории для детей, адаптирует их для нас, великовозрастных иммигрантов…
потому что не хватает историков с фантазией.
Станислав Ежи Лец
А молодой гусар, в Наталию влюбленный…
В колониях опять война. На сей раз уникальная, поскольку впервые с 1689 года повздорившие североамериканцы призвали к оружию и Европу. Трудно определить эмоции, которые испытывают авторы пособий, представляя нам этот факт. Скорее всего, они восхищены: иначе откуда бы такое количество восклицательных знаков?Причиной – или поводом — оказалась долина Огайо. Располагалась она за горами — за лесами, создававшими для конкурентов почти непреодолимую преграду. И Канада, хотя, случалось, и называла эту территорию среди своих открытых еще Лассалем, околомиссисипских владений, не то чтобы очень о ней пеклась, — пока пронырливые британцы не отыскали в Аппалачах широкую расселину, Cumberland Gap, и не начали наведываться в долину, как к себе домой, а пенсильванские и вирджинские риэлторы не подсуетились основать Ohio Company и заочно пустить эту землю в продажу. Практика, просуществовавшая едва ли не столетие. Коли ты, читатель, заинтересуешься, как можно купить участок, в глаза его не видя, прочти диккенсовы «Жизнь и приключения Мартина Чезлвита», где все объясняется до тонкости.
В 1749 году разгневанный Квебек послал своего чиновника повторить заявку Лассаля. Канадец побеседовал с местными индейцами о праве собственности и прибил на деревья таблички, сообщавшие всем, кому пришла охота их прочесть, что эта земля принадлежит французскому королевству. Провисели таблички недолго: эмиссары Ohio Company содрали их, не щадя коры, а индейцев, с помощью пустячных, в общем, подарков убедили держаться британского флага.
«Нуждалась ли Франция в долине Огайо?» — вопрошают авторы учебников. И отвечают по-разному. Кто-то уверяет, что долина представляла собой естетственные ворота в Луизиану, а значит, обеспечивала контроль над реками Миссисипи и Огайо, по которым так удобно сплавлять добытый мех прямехонько к океану.
Кто-то склоняется к мысли, что Франция хлопотала зря. Прибыли как от козла молока. Добираться муторно. И вообще, чего мы там забыли? Сплошь болота да коренные их обитатели, комары, несущие смертельную лихорадку. А летом жарища невыносимая. Стоят ли того бобры?
Приводят и пример: в 1753 году «герой Саратогского похода» Поль Марен собрал 2000 ополченцев и индейцев и погнал их возводить на реке Огайо Fort aux Boeufs. Характер героя за несколько лет очевидно не изменился. Суровость его по отношению к людям и самому себе заставляет авторов воскликнуть: «Таков был его долг!» Заморив часть своего отряда на прокладке дорог и вконец расстроив здоровье, упрямец Марен полномочий с себя не сложил, предпочтя, по его собственным словам, «умереть как солдат». По сказанному и исполнил, так и не узнав, что награжден крестом Saint Louis.
Снаряжал экспедицию поминавшийся неделю назад недобрым словом ворюга Франсуа Биго. По закону судеб он был теперь интендантом всей Новой Франции, что только раздразнило его аппетит, удовлетворяемый и за счет мореновых солдат. Те из них, что чудом вернулись в Монреаль, являли вид «живых скелетов». Зато Франция утвердилась в Огайо и заготовила лесоматериалы для нового форта – Дюкень (Duquesne). Кстати, по поводу Дюкеня (стоявшего на месте нынешнего Питсбурга) есть и другая версия: французы отвоевали его у англичан полуфабрикатом.
Ohio Company сочла подобный поворот событий неблагоприятным и сделала ход конем, на котором сидел не кто иной, как ополченский офицер Джордж Вашингтон. Жаль все-таки, что объем статьи не позволяет включить в нее иллюстрацию. Вот они – и конь, и всадник — на полотне известного американского художника. Джордж молод, ему 21. Смотрит грустно, и облик романтичный: в это время он уже безнадежно влюблен в Салли Фэрфакс, жену своего друга и покровителя (историки пронюхали, что тайное это чувство длилось всю его жизнь, и переписывался он с госпожой Фэрфакс до самой кончины).
Идея состояла в том, чтобы молодой, но обладающий внушительной внешностью офицер (1 м 91 см ростом и размер ноги, заметьте, — европейский 46-й) дипломатично попросил канадцев убраться из Огайо. На вежливое предложение последовал столь же вежливый отказ. Американцы настаивали. За переговорами они даже построили какое-никакое укрепление, мрачно названное Вашингтоном «Форт Необходимость». А французы успели обжиться в Дюкене.
Именно третья попытка будущего американского президента помочь Ohio Company и послужила, согласно учебникам, спусковым крючком для Семилетней войны. Однако дам-ка я слово У. Теккерею (роман «Виргинцы»): «Как странно, что молодому виргинскому офицеру выпало на долю произвести в первобытном пенсильванском лесу роковой выстрел — и разбудить войну, которой суждено было длиться шестьдесят лет, захватить его родную страну и перекинуться в Европу, стоить Франции ее американских владений, отторгнуть от нас наши американские колонии и создать великую западную республику, а затем, утихнув в Новом Свете, вновь разбушеваться в Старом, причем из несметного числа участников этой гигантской схватки величайшая слава досталась тому, кто нанес первый удар!» Приятно, что писатель не ограничивается семью годами, сообщив истинный масштаб деянию майора-ополченца.
Итак, в 1756 году Вашингтон явился в Огайо во главе армии, сильно смахивающей на толпу бродяг: ничего лучшего Британия для него не нашла. Дабы развеять печальные думы, он с небольшим отрядом выехал прогуляться в тот самый «первобытный пенсильванский лес», наткнулся на нескольких канадцев, разбил противника в пух и прах, но упустил одного счастливца, сумевшего предупредить своих. Далее воюющие стороны повели себя, сообразуясь с привычкой: канадцы по тревоге рьяно взялись за ружье; обитатели форта «Необходимость» не менее рьяно налегли на ликер. Потеряв сотню людей убитыми и ранеными, Вашингтон сдался и был выслан с остатками «армии» в Вирджинию. В качестве трофея победители захватили и личные бумаги командующего, в коих обнаружили письма Ohio Company, содержащие грандиозный план по вытеснению аборигенов и заселению долины американцами. Прожект был обнародован среди местного населения, и британцы лишились союзников-индейцев.
Вот тогда премьер-министр Британии Вильям Питт (William Pitt) и изрек пророчество: «Америка победит в Германии». Стоявший во главе прусско-германской армии король Фридрих , конечно же, был Великим. Приняв альянс со вчерашним врагом, он обзавелся в Великобритании деньгами, а та передоверила ему честь бить французов в Европе. В результате островитяне смогли отправить войска в колонии. И к 1758 году американская колониальная армия по числу солдат в четыре раза превышала канадскую. Новая Франция теряла крепость за крепостью.
Много ль золота в середине?
Если мы нынче и отвлечемся от войны, то, к сожалению, на рассказ не менее печальный. Не вся Америка воевала. Сохранялись и в ней мирные оазисы, хотя и не совсем обычного толка. Акадия, или Maritimes, по заключении Утрехтского договора как-то приспособилась нормально существовать и под англичанами. Не угождая ни им, ни французам, но стараясь и не обижать ни тех, ни других. Коренное ее население, потомки первопроходцев, смотревших на эти берега с палубы кораблей Шамплена, ладили дамбы, обрабатывали поля, торговали с племенем Микмак и с купцами из Новой Англии. Было их к середине XVIII века 10 тысяч.
Почитай, 40 лет кипела вокруг англо-французская тяжба с индейским оттенком. Завоевывались и отбирались назад форты. Горели и заново отстраивались города. Менялись и география, и политика стран Нового Света. И только здесь ничего не происходило. Такие вот колониальные конформисты, сотворившие себе экологическую нишу между молотом и наковальней. Евангелие, что ль, невнимательно читали? Сказано в Откровении Иоанна Богослова: «… знаю дела твои: ты ни холоден, ни горяч… как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих» (3, 14-16).
В 1754 году англичане по понятным причинам разнервничались и пришли к выводу, что от проблем с этим половинчато мыслящим населением необходимо избавиться раз и навсегда. В учебниках написано страшновато – «окончательное решение вопроса». Гитлеровская формулировка, но авторов пособий она не пугает.
Отдадим должное англичанам. В который раз – и не сосчитать – они предложили акадийцам присягнуть на верность Великобритании, на что эти закаленные в умении уклоняться от прямого ответа, по-своему замечательные люди, опять промолчали. Прежде они выходили сухими из воды. А тут не получилось.
То, что с ними проделали, называется на языке современной политики «трансфер». Убийственная процедура, которая в принципе не направлена на безопасность переселяемой популяции. В июле 1755-го почти 7 тысяч жителей Акадии были окружены и по-быстрому перекинуты либо в другие американские колонии, либо на Карибы. Мало кому удалось избежать этой участи и удрать в Канаду или во Францию, и к 1762 году осталось их здесь всего несколько сотен.
Обрели акадийцы пристанище и в Луизиане. Здесь они сменили имя, и потомки их по сю пору называются “Cajun”, бережно храня элементы ушедшей культуры.
Ни одно пособие не упускает возможности в самых черных тонах описать «Изгнание акадийцев». Правда, одно из них, обращенное к подросткам, вставляет абзац с похвалой простому британскому солдату, который «ненавидел вмененные ему обязанности. Были и такие, что отказывались изводить акадийцев… Где только возможно, солдаты проявляли мягкосердечие и помогали изгнанникам». Почему бы и нет?
Ромео и Джульетта в Новом Свете
«Как страшно жить!» — говорила героиня одного из моих любимых фильмов «Страна глухих». И как же хочется завершить эту статью на трогательной ноте. И авторы пособий обуреваемы тем же желанием.
Жили-были в Акадии Эмелин Лябиш и Луи Арсено. Взаимная страсть нежной пары расцвела не ко времени, а в том роковом июле их еще и погрузили на разные корабли. В последние минуты перед расставаньем они дали друг другу клятву верности и назначили место возможной встречи. А вдруг повезет? Девушка, что в жизни все-таки встречается, осталась этой клятве верна, а вот юноша — что штука обычная – погоревал, да и женился. Эмелин-таки нашла его: в Филадельфии, умирающим от эпидемии, в грязном, переполненном больными лазарете. И, не щадя сил, попыталась выходить – между прочим, зная, что перед ней отец чужого семейства. Но возлюбленный скончался у нее на руках, попросив перед уходом в небытие прощения. Не перенеся потери, вскорости умерла и девица.
Г. Лонгфелло так приглянулась эта история, что в 1847 году он написал гекзаметром длиннющую поэму, где дал героям, на его взгляд, более подходящие имена: Евангелина и Габриэль. Несмотря на объем и метр, публика поэму полюбила. И теперь в Лафайете, столице Cajun Country, каждая вторая улица носит имя жертвенной героини Лонгфелло. И опера на этот сюжет написана, и балет. Говорят, что сама Евангелина, по ходу поисков принявшая монашество, канонизирована. За точность последнего не поручусь.
Для остальных жителей Новой Франции Акадия превратилась в живую картину будущего, в котором британцы одержали верх. Более мощного стимулятора храбрости и не выдумать. Помогло ли это средство французам, поговорим через неделю.
Монреаль