От редакции
Напомним нашим читателям, что автор, обложившись канадскими учебниками истории для детей, адаптирует их для нас, великовозрастных иммигрантов…
W. Shakespeare “Hamlet”
Марселло: Нечисто что-то в Датском королевстве (пер. А. Кронеберг).
Марцелл: Подгнило что-то в Датском государстве(пер. М. Лозинский).
Марцелл: Какая-то в державе Датской гниль (пер. Б. Пастернак).
Королевство, государство, держава – это уж что переводчику глянется. Главное – сохранен намек на тех, кто страною управляет, а значит, племя шекспироведов (не путать с ордой пушкинистов) в принципе одобрит любой из приведенных вариантов, поскольку все они позволяют толковать диагноз честного офицера как перефраз англо-русской пословицы «Рыба гниет с головы».У французов такой пословицы нет: не то что рыбу с душком, лягушек едят! Но и мнение парижанина о Новой Франции середины XVIII века вполне в эту народную мудрость укладывается: «Передо мной край бесчестья, невежества, предубеждения, и все это с чудовищной полнотой присутствует в правительстве. Казнокрадство, монополизм и грабеж — беспредельны». Полагаю, финал бессмертной трагедии Шекспира помнят все. Стало быть, всем ясно, куда дело клонится.
С некоторым трепетом приступаю я к описанию событий, коими завершается сугубо французский период истории Канады (добавила бы – «к счастью», но боюсь выйти за рамки политкорректности). Случилось оно не вдруг.
Не стоит село без праведника
Это если принять точку зрения тех пособий, что видят генерала Монткальма (Louis-Joseph, Marquis de Montcalm-Gozon de Saint-Veran) глазами его войска: «Он пользовался заслуженной репутацией великолепного военачальника. Осторожный, но и смелый; уверенный в себе, но не безрассудный, он планировал свои действия, однако никогда не упускал возможностей, подаренных капризной военной фортуной. Образцовый командир, мудрый мыслитель, преданный офицер; милосердный, хотя и страшный противник; подлинный дворянин в мундире». Уф, выдохнула! Кто бы меня так похвалил!
Да ведь одним праведником село не удержится. Кроме Монткальма и молящихся на него подчиненных, например, адъютанта, графа Бугенвиля (Louis Antoine de Bougainville), в Канаде образовалась, по мнению авторов сего длинного панегирика, натуральная камарилья во главе с губернатором Водреем (Pierre de Rigaud de Vaudreuil) и, надо же какое совпадение, тоже маркизом. Входили в нее и уже набивший оскомину, непотопляемый интендант Франсуа Биго, и привечаемые колониальным «двором» офицеры. Нельзя сказать, чтобы награбленное делилось поровну, но перспектива получить местечко при губернаторе рассматривалась в брачном договоре в качестве достаточного капитала со стороны жениха.
К тому имелись основания. Вот краткая выдержка из письма Монткальма военному министру: «Кажется, все они (должностные лица) спешат сколотить состояние, пока колонии еще не потеряны, чего многие из них, возможно, и желали бы, дабы скрыть следы допущенных ими злоупотреблений». Монткальму, выходцу из обедневшего, но древнего аристократического рода, и узнать-то было зазорно, что, например, майор Michel Péan подсовывает свою красотку-жену в любовницы Биго – конечно, в обмен на доходное место. Голодающие горожане, скудно содержащиеся солдаты; английские заключенные, которых днем выпускали из тюрьмы рыскать по Монреалю в поисках пропитания, — бедный генерал-майор вечерами тосковал в собственном кабинете и обедал едва ли не в обществе слуг.
Бугенвиль вторит своему командиру: «Почему изо всего, что король посылает индейцам, две трети крадутся, а остаток аборигенам продают вместо того, чтобы просто отдать?». И указывает всего на четырех честных сподвижников Водрея – «но четверо не спасут Содома».
А военный министр все пеняет Биго и удивляется: «Как это могло произойти, что оспяное поветрие среди индейцев обошлось королю в миллион франков?.. Куда делась большая часть провианта, посланная намедни в Канаду?.. Можно ли ошибиться в счетах на сумму в три миллиона шестьсот тысяч франков?..» В конце концов даже рассердиться изволил: «В последний раз я призываю вас обратить серьезное внимание на эти упущения…». Бывают же на свете терпеливые люди!
Те учебники, что радеют об объективности, до переписки министра с интендантом не снисходят и желчным пассажам Монткальма не верят. Они полагают, что «на то есть историки, чтобы историю писать», и рассказывают о конфликте двух главных в Канаде персон, напирая на психологию, в коей все мы мастера. В апреле 1755 года берегов Сен-Лорана достигли французские корабли. «Момент, исполнивший канадцев чувством глубокого удовлетворения» (т.е. шестого чувства советских людей), ибо среди пассажиров был и новый губернатор маркиз де Водрей. Очень скоро к нему присоединился и генерал-майор, «и эти гордые, честолюбивые мужи» друг друга не залюбили, хотя «их роднило многое. Оба были тщеславны и упрямы. Оба славились женолюбием и жаждали поклонения». Кое в чем, впрочем, маркизы и расходились: «Никому бы и в голову не пришло назвать Водрея остроумным. Монткальм, напротив, замечательно острил. Это был искренний, привлекательный, полный жизни человек. Тогда как Водрей отличался холодными манерами и скрытностью». Вот тебе задачка, читатель: объясняют ли эти характеристики, почему с приездом в Канаду генерал-майора колониальная верхушка разделилась на два лагеря?
Чужой ум не попутчик
Отправляя Монткальма в колонии, Франция – кто бы мог подумать? – исполняла давно взлелеянный план. На прошлой неделе я процитировала высокую оценку, данную одним из учебников прусско-английскому альянсу в Семилетней войне. Бесспорным его достоинством объявлялось освобождение части британских войск для посылки на американский континент. А нынче читаю в другом: «Безусловно, французским стратегам хотелось защитить Новую Францию… но в свете войны в Европе можно ли было лучше связать британскую армию, и в том числе флот, чем заставив ее предпринимать колоссальные усилия в Северной Америке?» Так не сама ли Франция и сосватала Фридриха Великого и Британию?
Да, читатель, даже рыцарство Людовика XV, в свою пору вернувшего канадцам Луисбург, не безгранично. Как известно, «qui a assez d\’argent a assez du parents», и убыточную Канаду, недолго думая, приносят в жертву европейским успехам. А что до родственников – так Франции, видать, и Вест-Индских владений хватало, тем более что никакие военные действия не могут помешать людям тонкого вкуса потреблять специи.
В общем, обеспечили себе в Америке достойного противника – 44 тысячи солдат регулярной британской армии, теперь надо было соображать, как с ним бороться. Водрей заимствовал у индейцев методы пограничной (партизанской) войны, вынуждавшие англичан рассредоточивать силы по многочисленным гарнизонам, с которыми могло справиться и доблестное народное ополчение. Монткальм искренне презирал индейцев и сопутствующую их войнам жестокость. Он собирался защищать Новую Францию по-европейски и готов был увидеть в канадцах хороших солдат, но не ранее, чем они пройдут обычную войсковую выучку. Однако приказы все-таки отдавал губернатор.
Первой его мишенью в 1756 году был назван Oswego, британский форт на озере Онтарио. В методе наши маркизы так и не согласились, и вышло, что в июле индейцы кровавыми стычками отрезали форт от внешнего мира, а уж в августе Монткальм с войском начал его регулярную осаду и в итоге – самым вежливым образом – предложил гарнизону сдаться. Сдались. 1200 пленных, огромные запасы провианта, оружия и амуниции – трофей немалый. Разведка губернатора не ошиблась.
После чего, естественно, Водрей доложил в Париж, что честь победы следует приписать ополченцам, во главе которых стоял его родной брат, а Монткальм тепло отозвался о королевской армии, которая, и перебравшись через океан, не оплошала.
Канадцы в батальные тонкости не входили, пытаясь сообразить, удастся ли с жалкого урожая прокормить сразу и войско, и беженцев-акадийцев, и самим с голоду не помереть. Им из военных трофеев ничего не перепадало, и на победу эту они фыркали, так что квебекский епископ посчитал нелишним прочесть для сомневающихся специальную проповедь.
Менее чем через год новый британский главнокомандующий лорд Loudoun поклялся выиграть войну «раз и навсегда». И чего это людям так нравится эта формулировка? «Навсегда» — это, кажется, о вечности? Много ль мы о ней знаем? Мощной британо-американской армии приказывалось совершить марш-бросок к верховьям озера Шамплен и покорить Новую Францию. Его лордство не учли пустяка: вздорного характера американских подданных Его Величества Георга II. Пока они препирались между собой, решая, сколько ополченцев должен выставить каждый форт и город, Монткальм собрал восьмитысячный отряд и подступил к форту William Henry, что на Lake George. Канадские ополченцы и индейцы засели в окрестных лесах. Посланное на барках из форта Edward подкрепление было разбито. Через шесть дней осады командир гарнизона полковник Mongo не только сдался на милость Монткальма, но и поручился, что его 2400 солдат более не примут участия в войне. Генерал-майор был доволен.
Индейцы и канадцы – нет. Разоруженный, уходящий стройными рядами враг – кому ж под силу выдержать такое искушение? Индейцы и кое-кто из ополченцев не устояли. Заблестели ножи и томагавки, в мгновенье ока 50 человек было убито, и несколько сот британцев уже волокли как пленников. «Бледный от ярости Монткальм ринулся в самую гущу резни. Его поддержали офицеры. Четыреста захваченных британцев было освобождено. Позднее Водрей выкупил еще сто человек. Остальных сожгли заживо, что для пограничных войн было нормой». Монткальм и его аристократическое офицерство наконец уразумели особенности колониальной войны.
Но как бы оно ни было бесчеловечно, взятие форта William Henry означало еще одну безоговорочную победу. Жители форта ощутили себя беззащитными, сотни из них ушли в другие американские поселения. Олбани и Нью-Йорк охватила настоящая паника: куда теперь двинутся французы, остановит ли их кто-нибудь?
Это сделал Монткальм. В середине августа он отмел все возражения колонистов, которым пришла охота еще пару недель повоевать, и объявил кампанию закрытой под тем предлогом, что без ополченцев урожая не собрать. Как считают историки, сыграл свою роль и пережитый генералом ужас, и нежелание продолжать поход без четко намеченного плана. Генерал отчетливо понимал, что война будет долгой, и сохранял армию.
Далее прямо-таки просится булгаковская интонация. И полетела от Водрея в Париж депеша с обвинением Монткальма во всех смертных грехах (и даже в том, что тот предпочел осаду форта прямой атаке), и ничем губернатору не помогла: Париж наконец всерьез задался вопросом, «в какую реку утекают на американском континенте королевские денежки?». Поздновато спохватился. Но об этом – через неделю.
Монреаль