Вы задумывались когда-нибудь о том, из древесины какого дерева делают прищепки? Думаю, что нет. Да и в наш век победы сушильных аппаратов многие скорее всего вообще не помнят, что это такое. А между тем прищепка была когда-то незаменимой в хозяйстве вещью. Для тех, кто не курсе, уточню, что прищепками называются зажимы для крепления мокрого белья к натянутой верёвке на время сушки. Считается, что современная конструкция прищепки — из двух частей с пружинкой между ними — появилась благодаря американскому изобретателю Д. М. Смиту в 1853 году и была запатентована под номером 10,163. Правда через 30 лет конструкция была усовершенствована и дошла до наших времен именно в этом виде. Изготавливались прищепки из твёрдых сортов дерева, к коим относятся бук, клён и граб. Их производство практически сошло на нет с появлением сушильных машин, но из соображений охраны окружающей среды и экономии энергии человечество стало возвращаться к древней традиции сушить бельё на верёвке, что привело к новому росту производства прищепок. За заслуги перед жителями планеты Земля прищепке даже установили памятник: 14-метровая стальная скульптура работы скульптора К. Олденбурга возвышается напротив здания мэрии в Филадельфии.
Хочу задать еще один вопрос: “А на что, по-вашему, похожи прищепки?”. Правда же, легкий вопрос! Разумеется на ноги балерины! Я, помню, в детстве, играя с прищепками, которые подавала бабушке, когда она развешивала во дворе белье, представляла себе их летящими в прыжке танцовщицами…
Не знаю, был ли у южноафриканской балерины и хореографа Мамелы Ньямза такой же детский опыт, как у меня, но только она создала еще один уникальный памятник прищепке – хореографический.
Билеты уже уходят
“Стук прищепок нарушает святость балета”, – так начинается одна из статей о спектакле “Hatched Ensemble”, который в рамках фестиваля TransAmériques (FTA) состоится 23 и 24 мая в театре Monument-National (1182 Saint Laurent Boulevard) и билеты на который стремительно уходят ($59).
Критики, описывая увиденное ими действо, отмечают его мощный цветовой символизм и бескомпромиссную демистификацию, которые меняют традиционный словарь музыки и движения и расширяют возможности для существования в танце европейских и африканских черт. А я вам сразу скажу, что такого мы еще не видели. Сотни прищепок выведены на сцену в своей изначальной роли и в совершенно новом для них качестве… аксессуаров балетных костюмов и музыкальных инструментов.
Изначально спектакль “Hatched Ensemble”, созданный в 2007 году как автобиографический, был сольным. Танцовщица, преподаватель, хореограф, куратор, режиссер и активистка из Южной Африки Мамела Ньямза размышляла в этой работе о своей жизни матери, лесбиянки и художницы. Мамела родилась в 1976 году в большой семье, проживающей в Гугулету (Кейптаун, Южная Африка). Она росла в среде, где традиционные музыка и танцы были частью ежедневной жизни. “Там была музыка и звуки, весь день, и даже на улицах шум становился музыкой… Я использовала свое тело как инструмент, чтобы реагировать на все формы звука, будь то игра, плач и многое другое, что можно было услышать в Гугулету в 80-е годы», — рассказывала о своем детстве танцовщица.
Свой сольный спектакль Мамела со временем превратила в представление, в котором заняты танцоры, певец и музыкант. Вместе с ними она не просто танцует, а распространяет по миру свое представление об идентичности, гендерной бинарности, традициях и их художественном осмыслении. «Граница между искусством и жизнью должна быть максимально подвижной и, возможно, максимально нечеткой», — эта мысль американского художника и теоретика искусства, ввёдшего термин “хеппенинг”, Аллана Капроу вдохновила Мамелу на собственные творения.
“Правильное ли у меня тело?”
Она откровенно рассказывает в своих интервью о том, как пришла к такому видению балета и что заставило ее отказаться от классического танца, который она изучала с восьми лет в балетной школе.
“Все началось с любопытства: я увидела, как дети в моей школе двигаются так, как я никогда раньше не видела. Сначала это было здорово — наши учителя были как матери, заботящиеся о нас. Все изменилось, когда мне исполнилось 18 лет, и я поступила в программу, где оказалась единственной чернокожей женщиной. С нами занимался еще один мальчик, но поскольку мужчин-танцоров всегда недостаточно, то с ним все было в порядке. Я же постоянно выслушивала невероятно резкие, обесценивающие меня комментарии: мол, я не создана для балета, что у меня ничего не получится. Я стала спрашивать сама себя, правильное ли у меня тело, правильный ли цвет кожи, правильные волосы. Но я мирилась со всем, что испытывала во время обучения, потому что у меня была стипендия, и я хотела получить диплом”.
Однако именно этот негативный опыт, полученный на уроках классического балета, не прошел даром. Зачем нужен танец? Что им можно сказать?
“Тот факт, что мои волосы и большая задница не считались подходящими для традиционного балета, заставил меня задуматься о политике тела, и это сформировало мой художественный подход. Сомнение в структуре, которая меня не принимала, сделало меня сильнее”, — говорит Мамела.
Белое и красное
Критики, побывавшие на балете “Hatched Ensemble”, описывают происходящее на сцене, приблизительно так. На сцену выходит группа мужчин и женщин. У всех обнаженные торсы, на всех надеты длинные балетные пачки, усеянных настоящими деревянными прищепками. За спиной у каждого танцора — небольшая белая проволочная скульптура, символизирующая тот или иной гендерный стереотип. Все артисты выходят на пуантах. Долгое время видны только их спины, пока они плавно покачиваются под «Лебедя» Камиля Сен-Санса. В тот момент, когда на сцене появляются певец и музыкант, меняется ритм, а танцоры снимают пуанты, надевают на себя красные плащи и начинают издавать ритмичные звуки. На глазах у зрителя разрушаются условности классического танца, а тела артистов, освобожденные от пут, навязанных общественным мнением, теряют свою телесность и превращаются в высказывание.
В намерения Мамелы не входило только критиковать классический балет, она предлагает пути для слияния разных видов танца.
“Повторяющаяся музыка из «Лебедя» вызывает у публики воспоминания об истории танца и о том, что балет заставляет танцоров постоянно испытывать физическую боль и приучает терпеть ее”.
По мнению хореографа, стирка одежды вручную, которую изображают танцоры в ее спектакле, — это метафора тяжелой работы. Артисты развешивают на веревке белье для просушки. И это тоже метафора. “Представьте себе, как если бы мы вывешивали на просушку наш грязный балетный опыт, долгие часы занятий, кровь и пот, все то, что почти убивает твою самооценку… Отсюда и красные костюмы. Веревка для белья — это состояние нашей души. Мы – балетные танцоры — все время находимся в мире такой красоты, но все время думаем о самоубийстве, потому что это невыносимо тяжелый труд”.
“Мы хотим быть настоящими”
Мамелу удручает мысль о том, что для африканских танцоров балета путь в большой балет почти невозможен. Она говорит: “Дело в том, что нам на самом деле не разрешалось быть артистами балета. Некоторым из нас указывали, какую соблюдать диету, чтобы оставаться стройными, нас заставляли носить парики, чтобы можно было собрать волосы в пучок… Мы должны были быть другими, а не такими, какие мы есть. Мы хотим быть настоящими африканскими женщинами и показать, как можно использовать этот вид искусства, как говорить о нем, как заявлять о себе в нем, потому что мы его изучали. Я поняла, что танцоры, с которыми я работаю, имеют такой же опыт, как и я. Мы всегда были теми черными детьми в балетных классах, школах в университетах, полных белых детей, мы через многое прошли”.
В балете Мамелы Ньямза пуанты используются иначе, чем в балете, где нужно быть легкими и изящными, как перышко. Здесь обувь — это ударные инструменты. “Мы двигаем телом, трясем пачками и делаем то, что обычно не допускается в балете, например, ходим топлес, разговариваем, поем или даже просто ходим как обычные люди. У нас на сцене не только худые тела. В Африке любой может танцевать, на пуантах или нет. По сути, я показываю и западные, и африканские традиции и совмещаю их”.
Ее работа является вдохновляющим примером того, как искусство может быть платформой для социальных изменений, расширения прав и возможностей людей.
Ньямза говорит, что хочет видеть на сцене женщин, которые представляют разнообразное население Южной Африки. Представляя танцоров всех форм и размеров и отвергая практику взвешивания или давления на артистов по поводу лишнего веса, хореограф бросает вызов не только устоявшимся стереотипам зрительского восприятия, но и нормам в танцевальной индустрии. Она убеждена, что талант и художественное самовыражение не должны ограничиваться физической внешностью.
“Переворачиваем мировой балет с ног на голову”
Главную цель своей постановки Мамела видит в том, чтобы с ее помощью дать силы молодому поколению. “Многие из них занимаются классическим балетом, а те немногие, кто на самом деле выступает на сцене, никогда не играют ведущих ролей. Я хотела создать ансамбль солистов и проложить путь для тех, кто придет после. В этом я вижу и решение вопроса о трудоустройстве наших танцоров. И зрители были в восторге, увидев целую группу чернокожих танцоров на пуантах впервые в Южной Африке!”
«Hatched Ensemble» Мамелы Ньямза — это новаторский и инновационный проект, который бросает вызов традиционным нормам балетного танца.
«Hatched Ensemble» — это труд любви, — заявляет хореограф. — Он о моей жизни, моей идентичности и наследии. Мы не собираемся соответствовать тому, чему нас учили, но мы собираемся вывести то, чему нас учили, на новый уровень, развить это, расширить и сделать своим. Мы переворачиваем мировой балет с ног на голову».
