«Продвинутая» барыня

Михаил Арцыбашев начал писать в пору российского декаданса (не нынешнего, пародийного, а на рубеже XIX и XX веков). Ключевым словом его романов и пьес было «тело», применительно к женщинам, более специфично, – «грудь». Род человеческий занят только одним – он вожделеет, и до того, что поголовно «дрожит», а уж все остальное отплывает на второй план и этому вожделению без борьбы подчиняется.У Арцыбашева даже свой «герой нашего времени» нарисовался, Санин по фамилии. Он этот фундамент человеческой натуры доподлинно изучил и, стоит персонажу намекнуть на какое-то иное чувство – милосердие, интерес к искусству или к природе, естественную привязанность к семье или к животным, Санин тут как тут: разоблачает. Для него-то все эти фокусы прозрачны – сам мимо родной сестры спокойно не пройдет. Так что не надуешь! Критика на Арцыбашева сердилась – не потому, что о сакральном заговорил, а потому что сделал это плохо.

К 1998-му Юрий Грымов, по его словам, многое успел: создал более 100 логотипов, разработал имидж социального проекта «Федерация интернет-образования» (отмеченный товарищем Путиным), снабдил «фирменным стилем» Большой театр (а то прежде хирел в безвестности)… Рекламировал водку (видела – пошлятина), одежду, обувь, сети фирменных магазинов. Сложил фразу, которой отчего-то гордится: «А ваша семья одевается в Лимонти?» («Ты записался добровольцем?» В западной рекламе прямое обращение к потребителю – штука банальная). Ельцина «пиарил». Премий за свою работу получил кучу, заслужил звание академика Российской академии рекламы. Полюбил теоретизировать: «Главный принцип рекламщика – «Не навреди!». Потом обиделся на иностранных менеджеров – и ушел в большое кино. Если причина верна – я тоже на этих менеджеров в обиде.

То, что «Муму» числится в школьной программе для 5 класса, не превращает рассказ в образец детской литературы. Его и взрослому прочесть бы не худо. Современники живо на эту вещь откликнулись. Кому-то в страданиях «русского дяди Тома» (Герцен) все было ясно. А славянофилы нашли в Герасиме олицетворение русского народа, «его страшной силы и непостижимой кротости». Непостижимой. Опять-таки – язык, и уж совсем не для деток. Припомните: «… ведь вы изволите сами посмотреть, что у него за рука; ведь у него просто Минина и Пожарского рука. Ведь он глухой, бьет и не слышит, как бьет! Словно во сне кулачищами-то махает… Конечно, мне уже теперь всё нипочем: обдержался, обтерпелся человек, обмаслился, как коломенский горшок, — всё же я, однако, человек, а не какой-нибудь в самом деле ничтожный горшок». Или это: «Только что наступившая летняя ночь была тиха и тепла; с одной стороны, там, где солнце закатилось, край неба еще белел и слабо румянился последним отблеском исчезавшего дня, — с другой стороны уже вздымался синий, седой сумрак. Ночь шла оттуда ». Да хоть все цитируй.

Для Грымова «Муму» – «маленькое и совершенно незначительное в русской литературе произведение». Режиссер тоже о загадке толкует, но формулирует ее иначе: почему рассказец этот «до сих пор живет в умах, в анекдотах. В чем феномен?» Докопался-таки: «… это произведение зашифровано, потому и живет долго…» Затаив дыхание, взяла когда-то диск. Посмотрела.

А, вот оно что… Вот откуда у Арцыбашева ноги растут. Он под влиянием Ивана Сергеевича Тургенева творил. По Грымову, едва ли не все жители окраинной московской усадьбы сексуально озабочены, однако особо отличилась барыня. Прям какая-то половая террористка. В приживалках лесбиянку держит, а увидела Герасима – и аж заколдобилась. Отдадим режиссеру должное: экранная психологическая правда им соблюдена. Исполнитель роли Герасима Александр Балуев привлекателен до арцыбашевской дрожи. Один из «слоганов» фильма звучал так: «На месте Муму в постели Балуева-Герасимова хочет быть каждая женщина России». Режиссер такому восприятию своей работы не препятствует: «… у нас любовный многоугольник, хотя на самом деле никто никого не любит». В интернете выложен грымовский «режиссерский дневник». Там, разумеется, об ответственности перед национальной культурой (даром что рассказ «незначительный): «Все-таки самые трудные для меня сцены — это сцены тургеневские. Не хочется трогать классика своими погаными руками…» Сомнения мучают (но недолго): «И потом я подумал, что я все-таки русский человек, и значит, у меня эта пресловутая \»атмосфера\» все равно получится…»

Критики-язвы едва ли не хором вынесли вердикт: Грымов ухватился за «Муму», потому что только ее изо всей русской литературы и помнит. Вот и я полагаю: если уж его так интересует гендерный аспект подневольности, почему бы чеховскую «Барыню» не экранизировать? Или «Сороку-воровку»? Или «Тупейного художника»? — тоже в школьную программу входят. И попутно удовлетворяют тягу режиссера к «раньшему времени». В пору съемок картины он пытался обосновать древность «дворянского рода Грымовых» – бумаг не отыскал и Михалкову иззавидовался. Все, что режиссер упорно навязывал тургеневскому рассказу, у Чехова, например, описано. Конечно, охи да ахи наивных читателей: «…в картине затронуты проблемы интеграции инвалидов в общество», — были бы потеряны, но вряд ли Грымов так уж ими дорожит. Впрочем, еще не известно, кого мне больше жалко – Чехова или Тургенева.

За 10 с лишним лет режиссер снял несколько полнометражных картин. В 2008-м вышли «Чужие». Сам создатель переводит это слово на английский как «Strangers», но в западной прессе я встречала и «Aliens» — наверное, что б не путать с «The Strangers» Брайана Бертино (Bryan Bertino) – фильмом ужасов того же года выпуска. Там тема все та же – «берегись прохожего». Случай в основе сценария — подлинный: в дом к счастливым влюбленным вторгается троица с масками на лицах и убивает парочку. Просто так. Потому что дома были. Мораль: запирай на ночь дверь и не скупись на сигнализацию. Действительно жуткое кино: зло в нем инфернально — беспричинно. Кстати, сейчас продолжение снимается.

Жанр «Чужих» создатели фильма определили многословно. Если суммировать — отчасти фантастический в чем-то триллер. Место действия – полубандитсткий лагерь в некоей мусульманской ближневосточной стране. Персонажи – соответственно, местные жители, русские солдаты, обремененные очередным «интернациональным долгом», и команда американских врачей «без границ», сразу внушившая подозрение простым русским парням. Миссия у американцев вроде бы благородная – детей прививать, но документы выписаны не по образцу, и вообще, какая там у них вакцина – это, знаете ли, еще вникнуть надо. Бдительность солдат подтверждается финалом: вернувшись в Штаты, команда рапортует об испытании лекарства и огребает честно заработанные у фармакологов тыщи, за которыми, если честно, в пустыню и моталась. Но никто из уколотых ребятишек в корчах на песок не валится (даже для Грымова было б чересчур), так что, может, она, вакцина эта, и не шибко вредная.

Американскую группу режиссер формировал тщательно – и точно, с фантазией. Пара гомосексуалистов, белый и негр, без обиняков выражающие свою обоюдную страсть и исподволь зыркающие на хорошеньких мальчишек — оптимист скажет, что кандидатуру для усыновления подбирают. Старая дева-алкоголичка – ее «будущее» давно позади, и она стремится ухватить, что плохо лежит. В эту незавидную позицию попадает глава миссии Том — бесперечь толкающий проамериканские речевки и полубезумный от желания привить всех на свете ребятишек (получив за это все на свете деньги), а потому готовый мчаться к ним по минному полю. Его жена, которая любит не столько самих детей, сколько «эту работу». Одним словом – паноптикум.

Сюжет тоже взвешен до мелочей. Каждый его поворот призван явить зрителю «мерзость запустения» американской души и красоту внутреннего мира русского человека. Местное население для миссионеров – быдло, которое намеренно отворачивается от цивилизации. Вакцинируемые – упрямые наглецы, фыркающие на истины, что талдычит им по-английски старая дева, и с извращенным любопытством подглядывающие за ласками «голубых».

При этом двуличные «америкосы», конечно, стараются к малышам подлизаться. Но дети, коих, как известно, не проведешь, их за лицемерие карают: мочатся в аккордеон, а чернокожего гея пыряют ножичком. И тут выясняется, что и с профессиональными навыками у врачей слабо. Чтобы прооперировать раненого, аборигены извлекают из запасника плененного ими русского хирурга. Он, что твой Пирогов, в полевых условиях латает американца, а Том с женой при налете русского отряда запихивают его в фургон, отнимая шанс на освобождение. Однако и это не предел.

Раздосадованный тем, что жена чуть ли не у него на глазах, мечтая забеременеть, ложится под охранника-араба, бесплодный Том бутылкой виски убивает пленного. В Штатах же, на пресс-конференции, – ну, подлец! — повествует о его трагической гибели от руки террористов. Чуть не забыла: русскому солдату, подорвавшемуся на мине во время спасения арабской девочки, американцы помогать не хотят, и он умирает. Не надеясь на понятливость зрительской массы, Грымов еще и прокомментировал: \»Мы видим типичных представителей относительно молодой американской нации, которые ставят себя выше всех остальных народов Земного шара. Они насильно пытаются привить людям свою мораль, свои правила поведения. Самое страшное заключается в том, что они искренне полагают, будто творят благое дело…\»

Заказало фильм Федеральное агентство по культуре и кинематографии, а денежку частично дала партия «Справедливая Россия», то есть точку зрения режиссера на предмет нельзя считать уникальной. И ему-то не страшно: точно знает, какое именно дело творит, хотя, как и Балабанов («Брат-2»), в интервью распинается по поводу «иронии» и «клише». Российские киноведы на это не купились: слишком уж все в картине серьезно, и завершающая надпись «Happy End» провисает. Западные – тем более: «профинансированный Кремлем, самый антиамериканский фильм, когда-либо выпущенный в России»; «попытка убедить в поверхностном характере американской филантропической деятельности». Проанализировав отзывы «широкого зрителя», рецензенты приводят итоговый (никакой иронии): «Американцы – упадническая нация. Они занимаются благотворительностью за деньги. Их семьи аморальны. Мужья — импотенты. Жены – обманщицы. Сильные мужики – геи, и у тех «кризис среднего возраста». Женщины одиноки и лишены секса». Кем-то послание Грымова было услышано.

Хотя утешительно, что в прокате провалилось, несмотря на авторский профессиональный «пиар». Режиссер даже пустил «утку», что в Штатах лично Кандолина Райз фильм запретила. И все равно: при бюджете в $8 миллионов за первые 2 месяца фильм принес всего $245 801. Но Грымов не отчаивается. Лет 5 назад он уже снял по Людмиле Улицкой телевизионный сериал «Казус Кукоцкого»: на экране по преимуществу все та же арцыбашевская дрожь. И сейчас ваяет по ее пьесе что-то «семейное». Нет, вот если вдуматься – чего только не приходится смотреть!
Продолжение – через неделю.