Был на филологическом факультете МГУ отвратный замдекана, по фамилии Зозуля. Когда в ныне закрытом кинотеатре «Литва», что располагался на Ломоносовском, пустили фильм «Зозуля с дипломом» — о дипломированном зоотехнике, который возжелал разбогатеть, а потому устроился продавцом мясного отдела, — мы ходили на него, как советский народ на «Чапаева», — массами (правда, сбегали минут через 20), а едва завидев замдекана, принимались ехидно и громко обсуждать содержание этой ленты. Держалось обыкновение долго.
Режиссер Алехандро Аменабар (Alejandro Amenаbar) отмечает в этом году свое 40-летие. Им снято всего 5 полнометражных фильмов.Однако, оценивая современный испанский кинематограф, критики непременно указывают на Аменабара: каждая из его работ попадала в поле зрения «высоких жюри» и широкой публики. «Tesis» (в русском прокате «Диссертация», «Курсовая», 1996) — это еще в определенном смысле использование служебного положения в личных целях. Режиссер учился в одном из старейших испанских университетов — La Universidad Complutense de Madrid (почему-то бросил). Более остальных в этом учебном заведении ему докучал профессор Хорхе Кастро. Аменабар взял да и подарил его имя просто-таки самому отрицательному в картине персонажу. «Страшная месть» 24-летнего паренька. Говорят, потом извинялся. А толку-то!
«Диссертация» — фильм о фильмах, о рефлексивности, которая в принципе свойственна искусству. О том, должен ли кинематограф просчитывать свою роль в процессе «воспитания чувств». Удовлетворяя интерес человека к насилию, не вступает ли он в порочный круг, подпитывая ненужные страсти? Фильм о рынке «snuff-movie» (снятое «в реальном времени» настоящее убийство), об отморозках, чья степень наслаждения впрямую зависит от подлинности зрелища. Об убийце. И наряду с этим кошмаром – о таком естественном желании, как иметь деньги, причем много и с гарантией, что не иссякнут.
Темой насилия в аудиовизуальных СМИ психология занимается давненько, но вроде бы без особого энтузиазма. Кое-что, тем не менее, прояснилось. Например, согласно статистике, фильмы ужасов особенно популярны в мирное время (логично-то как!). В ряде работ доказывается, что они же играют роль в гендерной социализации подростков: контроль своих чувств на «ужастике» — один из способов, которыми мальчики учатся преодолевать страх. Впервые длительные исследования по этому вопросу были предприняты в Финляндии и в Штатах и раскрыли взаимосвязь между количеством телепередач с элементами насилия, просмотренных детьми 8-12 лет, и поведением испытуемых уже в возрасте под 30. Кроме прочего, те, кто имел в детстве доступ к «острым» телепрограммам, были склонны к физическому наказанию своих отпрысков.
По сюжету фильма, некая студентка пишет на данную тему курсовую. Пафос работы прост: лира, пробуждающая недобрые чувства, не имеет права на существование. Профессор (Хорхе Кастро) настаивает на том, что, не будь страсть к насилию заложена в человеческой природе, и фильмов бы таких не снимали. В общем, «если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно». Во фразеологии мэтр напоминает те критические статьи, что уже давно сетуют на медленную гибель испанского кинематографа. Беспроигрышный способ воспрепятствовать тому – ориентироваться на точно известные требования публики. Вот он, патриотизм в действии. Мы принимаем участие в споре, поскольку становимся зрителями включенного в сюжет «snuff-movie». Может, режиссер даже предполагал, что людям сугубо эмоциональным удастся перепрыгнуть за метарамки и, хоть на мгновенье, поверить, что они наблюдают убийство «вживе»?
«Tesis» — это триллер. Как Аменабар учился в университете – Бог весть, а то, что он проштудировал классику жанра, – очевидно. Режиссер мастерски нагнетает напряжение, заставляя в любом эпизоде, когда героиня остается в кадре одна, ожидать внезапного поворота событий. Не важно, где она находится, — в студенческой библиотеке, в коридоре, дома. Но «Диссертация» — еще и детектив с лихо закрученным сюжетом, в котором зрителя то и дело подталкивают к неверному решению вечной загадки: кто же супостат. Сценарий Аменабар писал со своим ровесником, Матео Хилем (Mateo Gil, о нем речь впереди), и парни удостоились за него «Гойи», а всего фильму присудили 7 этих испанских «Оскаров». Аменабару — за лучший дебют. Испания на него понадеялась. Даже словосочетание такое родилось «феномен Аменабара». Критики пытаются понять, чем он, собственно, берет за душу и профессионалов, и публику. Искусным сценарием? На фоне того же Альмодовара? Сомнительно. Диковинные темы? До Дэвида Линча ему далеко. Визуализация? Ну, не Baz Luhrmann (Moulin Rouge!) и не дель Торо. Мне попалось лишь одно внятно выраженное истолкование: режиссеру удалось совместить испанскую самобытность и голливудский расчет. В общем, такой «enfant terrible» в эпоху глобализации и расцвета рыночных отношений.
ИМХО, сценарий «Abre los ojos» («Открой глаза», 1997) сильнее, чем его постановка. Не удивительно, что Том Круз его перекупил («Ванильное небо», 2001). Переплетение сна и действительности (подлинной и виртуальной реальности) вкупе с темой «кукловода» так давно эксплуатируется в искусстве, что, кажется, и не представить, что там можно придумать новенького. Аменабару помогла дотошность: скажем, он переносит персонажей (и зрителей) в сон, отталкиваясь от привычной бытовой детали, и множит ее, умножая ряд зеркал, где реальность отражается во сне – или наоборот. У фильма есть поклонники, прибегающие к анализу во фрейдистском духе. Сама читала: злоключения главного героя (красавец Eduardo Noriega) втиснули в историю Эдипа. Голливудский вариант даже обсуждать ни к чему. Как говорил приятель Швейка, грубиян-трактирщик Паливец: «Известное дело – Нусли!»
Прочтя книгу «Исторические корни волшебной сказки» Владимира Проппа, вы узнаете, что не только живым свойственно напряженно относиться к миру мертвых, обитатели мира иного тоже нас не любят и даже побаиваются, оттого частенько враждебны. Англоязычный фильм «The Others» («Другие», 2001) трактует о соприкосновении этих миров, но с иной точки зрения: так ли это легко – принять свою смерть. Или: амнезия, заставляющая человека забывать совершенные им ужасные вещи, касается и призраков. Или: возможно ли беспроблемное сосуществование этих миров в одном пространстве. На вопрос: а бывают ли они, призраки-то? – ответ заведомо утвердительный. Тим Бёртон снял об этом в 1988-м «черную комедию» «Beetlejuice» («Оскар» за грим, я бы еще дала за сценарий и Майклу Китону). Аменабар взглянул на предмет серьезно.
Медленно разворачивающийся мистический триллер начинается с того, что в некоем доме, молниеносно откликнувшись на объявление, появляется троица слуг. Правила поведения, которых требует от них хозяйка (Николь Кидман), необычны, но объяснимы: ее дети страдают редким заболеванием – светобоязнью. Что обеспечивает сродный триллеру полумрак. Вселившиеся в дом живые показаны глазами призраков. Тот же ход использован и у Бёртона, но Аменабар строит сюжетную коллизию на приеме qui pro quo – «одно вместо другого» (к слову, древнем средстве создания комедии): еще не осознавшие свою участь умершие принимают живых за пришельцев из потустороннего мира. «Другие» сняты Maramax Films в содружестве с испанцами, что подтверждает высказанное выше мнение о слиянии в фильмах режиссера стилей двух кинематографических культур. Аменабар здесь сценарист и режиссер. Замечательно написано: подоплека сюжета всплывает лишь в финале. Соответственно, и премий «Гойя» целых 8. Но, кроме того, «Золотой глобус» у Николь Кидман, «золото» в Венеции за «лучший фильм», у Аменабара — премия британской академии за сценарий. И т.д. Вот оно, мировое признание.
«Mar adentro» («Море внутри», 2004) прибавило к наградам режиссера «Оскара» (2005) «за лучший фильм на иностранном языке». В основу сценария легла книга «Cartas desde el Infierno» («Письма из ада»). Ее автор, судовой механик Рамон Камеан, в возрасте 25 лет неудачно нырнул и, травмировав позвоночник, стал паралитиком. Двигать мог только головой и в какой-то момент сделал выбор: захотел умереть. Я отношусь к противникам эвтаназии, но и Камеан не был ее сторонником. Обращаясь в суд (в Испании помощь в совершении самоубийства, конечно, запрещена), он боролся за свое личное право на смерть, вовсе не собираясь выступать «примером» для тех, кого постигла такая же страшная судьба. Писатель, поэт, изобретатель, он подал иной пример: осмысленной жизни в условиях почти невозможного существования.
До просмотра фильма я ничего об этой истории не знала. Помнится, резануло ухо, что малообразованный, вероятнее всего, человек так привержен к классической музыке. Но это скоро ушло. Осталось нарастающее восхищение личностью Рамона – и его семьей, хотя по отношению к центральной проблеме у них противоположное кредо. Это повествование о каждом и для каждого, кто определяет для себя такие понятия, как «жизнь», «свобода», любовь». Самый удачный фильм Аменабара, во многом обязанный своим успехом Хавьеру Бардему. Ретроспекций, в которых Рамон молод и здоров, в картине почти нет, и лишь одна сцена (довольно банальная в решении) посвящена мечте больного: в ней он не просто двигается — летит. Лицо и голос – ими Бардем лепит образ. За эту работу он награжден «Гойей» и «Феликсом». А всего у картины несколько десятков призов.
В 2009-м Аменабар создал пеплум. Нет, я не надеюсь, что под точку в конце предыдущей фразы кто-нибудь, недоумевая, как и я, шевельнул бровями, хотя сам жанр уже настораживает. Историческую эпопею, когда по экрану ходят (бегают, скачут) сотни статистов, снять сложно. Если они еще при этом одеты в туники, пенулы, паллии, палудаментумы и сагумы (про тогу молчу), нужно быть гением, чтобы не потерять в этой красоте смысла. ИМХО, Аменабар потерял. Изучая с детьми и взрослыми русский язык, я по поводу любого явления задаюсь вопросом «зачем?». Ответ, разумеется, есть. В случае с «Агорой» (фильм назван по понятию, обозначающему площадь для народных собраний) я его не нахожу. Трогательная ссылка на «правдивую историю» зрителей, закончивших российскую школу, только раздражает: уничтожение фанатиками-христианами Александрийской библиотеки, которую к тому времени уже несколько раз жгли и грабили, опирается на туманные сведения о «городских общественных беспорядках» в конце IV века н.э. Стало быть, даже школьникам, предпочитающим постигать историю в кинозале, я бы фильма не рекомендовала. Актерские работы, включая Рэйчел Вайс, исполнившую роль ученой дамы Ипатии, и Микаэля Лонсдейла, ее экранного отца, оставляют желать… Что до глобальных проблем – очередного противопоставления науки и религии и мерзостей фанатизма (христиане списаны с разбушевавшихся талибов), орали бы персонажи поменьше – может, тогда мы бы их и расслышали. Впрочем, Ипатия и ее отец голоса почти не повышают, но выразительнее их игра от этого не становится.
Однако кто ж не без греха. Аменабару всего 40, а успел многое. Здорово!
До встречи через неделю.
Монреаль
