Сколько в сети ни рылась, автобиографии сказочника Сергея Седова не отыскала. Ну, думаю, в Facebook непременно что-нибудь проклюнется. И действительно, нечто важное он о себе сказал. В графе «занятость»: Союз неписателей России.По мне, словосочетание говорящее. В 1991-м приняли человека в Союз писателей. Тогда все было просто: член СП – значит, состоялся в литературе. Хотя сам Седов уверен, что «время было такое, на волне демократии… А так никто бы меня никуда не принял…» Сегодня в стране 2 крупных писательских организации. Помнится, открывала для себя новые имена в детской поэзии и обнаружила, что СПР (России) совсем не то же самое, что СР (российских) П. Те, которые «российские», мне как-то ближе. У истоков – Дмитрий Лихачев и Белла Ахмадуллина. В списках – Искандер, Андрей Немзер, интереснейший критик и исследователь творчества В. Жуковского. Да и вообще имена, что слуху не претят. Заглянула к тем, кто в названии использует имя существительное. Фразеология, что речей, что официальных документов, — из 70-х. Конкурсы они проводят с опорой на «Всемирный русский народный собор, издательский совет Русской Православной Церкви, Министерство обороны РФ, Министерство образования и науки РФ, Управление по делам молодёжи Федерального агентства по образованию при поддержке государственного военного историко-культурного центра при Правительстве Российской Федерации и Центра адмирала Фёдора Ушакова» (не утомились?). А потом еще и на страницу поэта Геннадия Иванова, первого секретаря правления, прогулялась:
Со мною разговаривает рожь.
Колосья шепчут, что уходит лето,
Что скоро в поле все пойдет под нож.
И вспомнилось из Нового Завета –
Что мы колосья тоже, и придет
Великий срок последней самой жатвы,
Снопы свезут на Божий Обмолот,
И будет все, о чем читали жадно…
О качестве умалчиваю. Но, воля ваша (по классикам), это каким же надо обладать самомнением, чтобы возжаждать Страшного Суда. Вы бы к этим восторженным эсхатологам потянулись? Не знаю, враждуют ли союзы между собой. Седов после раскола ни к тому, ни к другому не примкнул. Но и помещать его «над схваткой» было бы неправильно. Он не «над» — «вне».
Пригласили недавно сказочника на передачу «Для молодых отцов». Крутился ведущий как уж на сковородке, все пытался Седова на «проблемы» натолкнуть. Не получилось. Дети мало читают? – «Надуманная проблема. Сколько им нужно, столько и читают». Можно ли профессиональному детскому писателю прожить сегодня на заработок от издаваемых книг? – «Нет никакой драмы. Кто хочет – зарабатывает. Пишет сценарии для мультфильмов и киножурналов. Просто много пишет». А Вы? – «В последнее время как-то не пишется. Но мне хватает. Мне вообще почти ничего не нужно». Бессребреник? Нет, гонорары за свои труды получает исправно. Анахорет? Ничего подобного. Любимое занятие – танцы, каковым и предается в Сокольниках с удовольствием. Постоянный участник фестиваля Чуковского.
Благожелателен этот человек потрясающе, до невероятия. Я такое лишь однажды встречала – князь Мышкин у Достоевского, готовый отвечать на все вопросы, «и без всякого подозрения совершенной небрежности, неуместности и праздности иных вопросов». А спрашивали ведущие чаще всякую ерунду. У Седова иные проблемы: «Страсть современного человека к рационализации и практичности не оставляет никакого места для сказки и фантазии. Взрослому так проще, но ребенку…»
По образованию Седов – педагог. Окончил Московский педагогический институт и полгода поработал учителем в младшей школе. Признался как-то, что «не выдержал дисциплины», подался на неопределенные хлеба. Занятость сменил кардинально: работал дворником, натурщиком. Пока вдруг не написал сказки про мальчика Лешу, который умел превращаться во все на свете, — живое и неживое. Хоть в зеленого человечка с другой планеты, хоть в голубя, хоть в Пушкина. Иногда для этого фокуса был серьезный повод. Например, пошли с мамой в магазин, накупили уйму продуктов, а нести тяжело. Превратился в грузовик (закончилась история печально, потому что мальчик не знал правил дорожного движения). Бывало – просто так, шалил:
«Превратился Леша в пылесос, пыли наглотался и расхотел быть пылесосом. Стал чайником, заварным. Мама как раз в нем чай заварила, а на стол поставила вкусное варенье… Позавидовал Леша маме и стал… мамой. Вот сидят две мамы за столом, чай пьют и разговаривают о детях». Лешу хвалят! Только Леша не удержался – себя перехвалил, и настоящая мама все поняла.
Многие из тех, кому сегодня лет по 30, выросли на изданных в 90-е книжках Седова. Автора не помнят, а «Жил-был Леша» и «Сказки про лягушку Пипу», общавшуюся с министром финансов, министром иностранных дел, бизнесменом, — ищут. В 2000-м «Дрофа» издала «Сказки про Змея-Горыныча». Начинаются они, как и положено, тем, что Змей намеревается кого-нибудь съесть. Но ему все время что-нибудь да мешает. «Сказки Детского Мира» — для совсем маленьких, про мягкие игрушки. «Сказки несовершенного времени» — для детей постарше: «Жил один человек. Он часто ходил на охоту и стрелял – мимо белки, мимо зайца, мимо оленя…» И жену, которая боялась, что попадет, вечером успокаивал: «Что ты, что ты! Я стрелять умею».
Вот выдержка из маленького опроса:
— Чего вы больше всего боитесь?
— (задумался): Наверное, все-таки смерти.
— Кем хотите стать, когда вырастите? (опрос юмористический, Седову – под 60)
— Никем. Правда, никем не быть.
— Любимое стихотворение?
— Любовь добра. /Полюбишь и бобра.
Смерть мелькает в седовских сказках, «большая» и «маленькая». Пробираясь по полю боя мимо «бессмертного солдата», которого «часто убивали «то саблей, то штыком, то картечью», она говорит: «А-а-а! Бессмертный! Ну-ну…» — и идет дальше. А солдат продолжает воевать, только армию меняет – для разнообразия. Но попалась мне и мифологема о бегстве от смерти в Самарру («Сказки о королях»).
О тайнах творчества писатель говорит без придыхания, и никакого особого пиетета по отношению к литературе не испытывает: «…она лишь один из образов реальности. Если представить, что мир – это океан, то литература – рябь на поверхности воды. Наивно полагать, что рябь это и есть океан». Философ, конечно. И пишет философию – для детей. Подталкивая их к осмыслению мира, на знакомом и незнакомом материале. Нового – детская фантазия, у каждого – своя. Знакомого – сама структура сказки и окружающая ребенка действительность. Разбор по Проппу покажет в седовских миниатюрах (он их создает циклами) классические функции: «отлучка», «нехватка», «получение волшебного средства», «противодействие», «свадьба». Ребенок сам их не назовет, но укажет безошибочно. А главное в них, как тыщу лет назад,– борьба добра со злом. Ну, очень небанально выраженная. Принимает зло новые формы — так жизнь изменилась. В «Сказках про мам» есть даже мама-пьяница (и папа такой же). Кстати, если проанализировать словарь читательских рецензий на эту книгу, то слово «кошмар» выйдет в особо частотные. А зря. Можно заметить, что негативные качества в маме нарастают по ходу книги (забывчивая – рассеянная – крикливая), и дети отвечают на вызов: опекают родителей, рвутся помочь, даже спасают от «водочного духа».
Я бы на месте мам не обижалась. Именно им отдано семейное лидерство (в отличие фольклора). Хоть боится – но, если нужно, и в пасть крокодила полезет, и на дно морское нырнет, и в космос стартует. Пока огромная крыса требует жратвишки — колбасы, молока повышенной жирности — отдаст. Но, потребовав сыночка, полетела хвостатая с десятого этажа. Летит и думает: «Насчет сыночка – это я зря! Лучше б сыра взяла, пошехонского!». Мамы противостоят рациональной действительности, рождают чудо.
И как-то ненавязчиво исправляют недостатки любимых детей: «Жила-была мама. А сын у нее был людоед». Всякий раз, как он притаскивал в дом очередную жертву, мама всплескивала руками и восклицала: «Ах, дочка, где же ты пропадала?» (сынок подразумевается). Даже людоеды родственников не едят. Языком репортажа автор подводит итог истории: «Семья постоянно растет, и людоеду приходится теперь на трех работах работать, чтобы кормить младших братьев и сестер. На сегодняшний день их уже около двухсот». Какого ребенка не порадует такой финал?
Все правильно. В детской литературе трагедия – редкость. О волке и семерых козлятах рассказано так, как это сделал бы сам пятилетний читатель. Каждый вечер, возвратившись домой, мама понимала, что зверь опять приходил и съел всех ее семерых деточек. Отправлялась к волку и заставляла его прыгать через костер. Детки – живы-здоровехоньки – из пуза вываливались. Из абсурда – в счастье. Но ребенок и хищника не оставит в беде – и тому регулярно зашивали живот, иначе как бы он мог исполнять свою ежедневную, естественную для него работу? А как-то открывает мама дверь – дети на месте. И кричат хором: «Волк заболел!».
Безусловно, большинство книг Седова – с двойной адресацией, и рекомендуются «для семейного чтения». Однако в первом ряду все-таки сидит ребенок. Учит его литература учебная, а «художественная, по мне, наоборот, путать должна и все «надо», «хорошо», «плохо», «нельзя» и т.п. перемешивать, смеяться над ними и переворачивать, чтобы создавать для детей возможность самим учиться, переживая непосредственный опыт, на огромном поле воображения. А чему они научатся, «нам не дано предугадать», и слава Богу, а то будут такими же серыми, скучными и сонными, как мы». Книги Седова печатают в небольших издательствах – «Самокат», «Гаятри», «Розовый жираф». Но, если, прежде чем покупать эти сказки, вы захотите просмотреть тексты, имейте в виду, что они выложены в сети.
До встречи через неделю!
Монреаль
