Великая Отечественная война закончилась 68 лет назад. Для одних это время — страницы из учебников, другие помнят его детьми. Но есть среди нас те, для кого это время было словно вчера. Они помнят все события, даты, имена. Война жива в их памяти. Это те, кто прошел войну, кто воевал и боролся за жизнь и выжил. Те, кого мы называем ветеранами.
С ветераном Великой отечественной войны Сергеем Микеевичем Сафаровым мы беседовали по телефону. Он сам позвонил в редакцию, чтобы рассказать о судьбе своей знакомой Марии Яковлевны Шеврюковой. Они познакомились в Монреале зимой 1994 года на улице. Тогда Сергей Микеевич поскользнулся, чуть не упал и произнес: «Черт побери!».На эти слова обернулась женщина и сказала, что наконец-то слышит родную речь. Это и была Мария Яковлевна, которая попала в Канаду после войны, а во время войны ее, 20-летнюю, немцы, отступая, забрали с собой на принудительные работы.
Беседуя с Сергеем Микеевичем о его знакомой, я спросила, а как складывалась его собственная судьба во время войны. И услышала такой рассказ.
«У меня было 2 тяжелых ранения. Первое, в Венгрии — тяжелый ожог руки, в середине мая 45-го года, уже после войны. А второй раз я был ранен в Пловдиве. Там я получил очень сильную контузию, и 12 дней в бессознательном состоянии находился в медсанбате. И, когда я пришел в сознание, мне дали понять, что если бы не очнулся, то 13-й день для меня был бы последним.
Когда вернулся в полк, то там ахнули и посоветовали: «Иди скорее, а то твои вещи отправят домой». Я пошел в комендатуру, оказалось, что вещи не отправили, потому что начальник отдела кадров Семен Поздняков – хороший такой мужик был — сказал: «Комиссар заставлял меня отправить вещи, а я не отправил, потому что верил, что ты не умрешь!» Я остался в полку.
Это было в Узбекистане. Мои родители туда переехали из Карабаха. Я закончил 10 классов в 1941 году. Вы скажете: «А почему так поздно?». Я же родился в 21-м, мне уже 20 лет было. Я вынужден был идти на заработки, потому что дома было туговато насчет еды. А нас было четыре брата и одна сестра. Отец был безграмотный, он выходил на базар и там нанимался выполнять любую работу. Мать тоже была неграмотная. Я некоторое время даже в школу не ходил, потому что нужно было зарабатывать. Поэтому я только в 20 лет закончил 10 классов.
После окончания школы провели выпускной вечер, сделали плов, было торжество, только в половине второго ночи разошлись по домам. И вдруг меня мать будит ночью: «Вставай, Сережа!» — «Да я спать хочу!» — «Вставай, говорю, война началась!». Это было перед рассветом примерно в 4 часа утра 22 июня. Гитлер начал войну в этот день, потому что это самый длинный день в году. Я встал, и слышу голос диктора Юрия Левитана, который сообщает, что началась война.
Я, даже не умываясь, побежал к своим друзьям и сказал всем, чтобы быстренько собрались. И мы всей гурьбой пошли в военкомат Ленинского района. Когда пришли в военкомат — я тогда был лидером в этом классе, хотя не каждый день ходил на учебу, — я доложил военкому полковнику Саркисову (я не могу забыть эту фамилию), что комсомольцы школы номер 57 Ленинского района города Ташкента готовы в бой. Прямо так и сказал. Он говорит: «Молодцы, ребята! Когда надо будет, мы вас позовем. А сейчас по домам идите».
Второго августа, когда я работал пионервожатым в лагере – на расстоянии 10 км от Ташкента, — ночью мама пришла с повесткой. Прошла 10 км, плачет, потому что два брата уже были на фронте. Сама вся дрожит. Я ее обнял, проводил домой. А потом пошел на призывной пункт и попросил старшего: «Я вас Богом прошу, хоть я и не верующий, пожалуйста, направьте меня в авиацию!» Я говорил, что ходил в ОСОАВИАХИМ, хорошо знаю самолет У-2, я, правда, не летал на нем еще. Он ответил: «Хорошо, попробуем!» Прошло время, нас собрали, посадили в поезд, и поезд пошел в северном направлении, а это значит – на Москву.
Но мы оказались в Киргизии. Тогда это тоже была советская социалистическая республика. Примерно в 20 км от столицы, Фрунзе (сегодня это Бишкек), была площадка, и стояли самолеты У-2. Там находилась перебазированная из Чугуева Чугуевская военная школа пилотов. Когда учишься тому, чему хотел, то все хорошо усваивается. Прошло время, прошли испытания, меня уже сажали во вторую кабину, и на этом самолете делали фигуры высшего пилотажа. Последняя была – «штопор». Проходит еще время, мы обучаемся, я должен уже самостоятельный вылет делать. И в это время ночью раздался сигнал боевой тревоги, нас построили и прочитали приказ: «В связи с тяжелым положением Москвы…» Это было 15, 16, 17 октября 41 года. Немцы подошли к Москве. Такое бедовое положение было, что приказ гласил: «Школу пилотов расформировать, а самолеты и инструкторов отправить на защиту Москвы».
На следующий день подали красные вагоны – в них возили скот. И нас, молодых, в них повезли. Куда повезли, мы не знали. Потом, по минаретам, я понял, что это Самарканд. Самарканд был столицей Узбекистана до 30-го года. Там нас продержали месяц, начался новый год. И затем опять появился полковник, провел беседу. Я и его просил: «Пожалуйста, меня — в авиацию!». Он говорит: «Хорошо, хорошо, твоя просьба будет выполнена!» Я оказался в 17-й авиароте Военного Харьковского училища химической защиты Красной армии. Она тоже была перебазирована в окрестности города Ташкента. Там нас обучали 8 месяцев военной химии. И каждый день я слышал по радио голос Юрия Левитана. Я его потом видел по телевидению, он совсем небольшого роста. Даже удивительно, что у такого невысокого человека — такой сильный голос. Этот голос никогда не забудется!
8 августа я получаю назначение в Москву, а затем нас направили во второй запасной авиационный полк. Это было в октябре, и там формировался новый полк, в котором я служил. Весной 43-го года мы стали выходить на линию фронта. Для меня война началась с территории России, в юго-западной части. Видел я все эти ужасы, все разрушения. Расскажу один эпизод. Когда я уже был заграницей, ко мне случайно попала фотография Зои Космодемьянской. Сержант, который показал мне эту фотографию, сказал, что ее нашли у убитого немца. Зою Космодемьянскую повесили в селе Петрищево. Она выполняла приказ Сталина: если советские войска отступают, они не должны оставлять ничего: ни еду, ни жилье. Она стала поджигать дома. Даже те, в которых жили крестьянки. Когда те увидели, что она поджигает их дома, они доложили полицаю, который был из русских. А он — немцам. Ее взяли и повесили. Эта фотография хранится у меня.
Я получил звание лейтенанта и стал начальником химической службы. Потом служил на Украине: в Днепродзержинске, Днепропетровске. Потом полк стал называться Новомосковским полком, потому что мы освободили Новомосковск Днепропетровской области. Там был завод, который изготавливал трубы для всего Советского Союза. У них был дом отдыха. После войны меня 3 раза приглашали отдыхать в этом доме отдыха бесплатно — в знак памяти о том, что мы освободили этот город в 44-м году.
Войну я закончил в Австрии, в 14 км юго-восточнее Вены, на правом берегу Дуная. Наш старшина определил меня в один дом. Там жил австриец, который был уже в годах. Особенно немецкого я не знал, но мы друг друга стали понимать. И он меня в тот же день спросил: «Сколько человек будет купаться?» — «Где?» — «У меня в доме» — «Я один». Я спросил, почему он задает этот вопрос. Оказалось, ему это нужно было знать для того, сколько топлива приготовить. У него было все свое: коза, куры и огородик, он не чувствовал войны. Из разного мусора, отходов и пр. он делал топливо для своей печки. Удивительные австрийцы! Они из ничего делают чудеса! Он мне сказал одну поговорку: «Тот, кто не любит музыку, женщин и вино, тот осел с большими ушами». Я попросил его нарисовать мне, что он сказал, он так и сделал.
После войны я не сразу демобилизовался. В 46-м мы были в Румынии в качестве советских оккупационных войск, потом наш полк расформировали, и меня направили в Московский военный округ, а оттуда я получил направление в город Буй, который находится намного севернее Ярославля. Там я занимал должность помощника начальника четвертого отдела военной базы. А через две зимы и одно лето я демобилизовался».
Спасибо, Сергей Микеевич, за ваш рассказ! Низкий вам поклон от всех нас. Поздравляем вас с Днем Победы и желаем крепкого здоровья и хорошего настроения!
— Отец очень многое в жизни видел, через многое прошел, но не потерял интереса к жизни. Он очень увлекающийся и увлеченный человек. Он рисует — и хорошо! — с войны, у него есть крупные полотна, были его выставки. Он ваял скульптуры. Любит музыку. В 85 лет отец решил научиться играть на пианино — и научился! Теперь ко всем праздникам что-то разучивает и играет на встречах с друзьями. Его мечтой было научиться играть на аккордеоне. Сейчас он и этот инструмент осваивает. Аккордеон ему подарил друг Михаил (рядом с Сергеем Микеевичем — на фотографии).А вообще, у него строгий режим: ежедневная часовая зарядка, завтрак, обед и ужин — четко по расписанию. Он сам себя обслуживает. Несколько лет назад сказал, что ему надоело жить под нашей опекой, и теперь живет самостоятельно и со всем справляется.
Монреаль
Сверху: Сергей Сафаров на военной карточке
