Исполнительница роли И. Сталина в студенческой постановке пьесы «Соавторы» Д. Ходжа – Алина Ишмуратова. (Фото Stéphane Beaulac и Emma Melgoza)
Интервью с исполнительницей роли И. Сталина в студенческой постановке пьесы «Соавторы» Д. Ходжа – Алиной Ишмуратовой
В начале октября студенты второго курса актерского отделения монреальского колледжа Dawson поставили спектакль «Соавторы» (“Collaborators”) по пьесе английского драматурга Джона Ходжа (John Hodge), которая в 2012 была награждена премией Лоуренса Оливье как лучшая новая пьеса. Почти ничего не зная ни о ней, ни об авторе, что, конечно же, не делает мне чести, я отправилась на спектакль просто потому, что всегда с удовольствием хожу на студенческие постановки. Меня привлекло, что начинающие актеры взялись за пьесу о Булгакове и Сталине. А еще мне хотелось увидеть на сцене одну из участниц этого проекта — Алину Ишмуратову.
Однажды я видела ее на большой сцене. Тогда она читала монолог Джульетты (из У. Шекспира) во время концерта монреальского оркестра Nouvelle Generation. Случилось это года четыре назад, но осталось в памяти. Наверное, потому, что прочитано было искренне и талантливо. Каково же было мое удивление, когда, открыв программку спектакля «Соавторы», я обнаружила, что именно Алине досталась роль Сталина. Сразу скажу, что ей удалось передать суть известной исторической личности. И мне очень жаль, что по правилам колледжа студенческие проекты не записываются на видео и не идут в повторе. Иначе я бы всем порекомендовала сходить на этот спектакль!
Как-то Сталин позвонил Булгакову
Наши читатели, я уверена, знакомы с биографией Михаила Афанасьевича Булгакова. Позволю себе только упомянуть о том, что в 1929 году из-за нападок критиков и запрета его произведений Булгаков практически лишился возможности зарабатывать на жизнь писательским трудом и стал впадать в депрессию. Он написал письмо в правительство с просьбой разрешить ему отъезд за границу или дать возможность работать. Вскоре после этого писателю позвонил Иосиф Сталин. В краткой беседе, записанной со слов Михаила Афанасьевича его последней женой Еленой Сергеевной, Сталин сказал:
«- Мы Ваше письмо получили. Читали с товарищами. Вы будете по нему благоприятный ответ иметь… А, может быть, правда – Вы проситесь за границу? Что, мы Вам очень надоели?
На это Булгаков, не ожидавший ни подобного вопроса, ни самого звонка, ответил:
— Я очень много думал в последнее время – может ли русский писатель жить вне родины. И мне кажется, что не может». Согласившись с писателем, Сталин дал понять, что ему не откажут в предоставлении работы в Художественном театре, на что писатель высказал сомнение. Закончился разговор так:
«- А Вы подайте заявление туда. Мне кажется, что они согласятся. Нам бы нужно встретиться, поговорить с Вами.
— Да, да! Иосиф Виссарионович, мне очень нужно с Вами поговорить.
— Да, нужно найти время и встретиться, обязательно. А теперь желаю Вам всего хорошего».
А если б они встретились?
Исследователи творчества М.А. Булгакова утверждают, что на протяжение 10 лет – последних 10 лет! – жизни Булгаков ждал этого разговора, но так и не дождался. Есть мнение, что молчание Сталина и убило Булгакова. В любом случае литературоведам ничего не известно о том, была ли у писателя возможность встречаться лично с правителем СССР. Тем не менее, сохранились устные рассказы, в которых Булгаков со свойственным ему юмором изображает свои встречи со Сталиным. Один из них был записан К. Г. Паустовским: «Сталин: – Так, значит, это вы – Булгаков? – Да, это я, Иосиф Виссарионович. – Почему брюки заштопанные, туфли рваные? Ай, нехорошо! Совсем нехорошо! – Да так… Заработки вроде скудные, Иосиф Виссарионович. Сталин поворачивается к наркому снабжения: – Чего ты сидишь, смотришь? Не можешь одеть человека? Воровать у тебя могут, а одеть одного писателя не могут! Ты чего побледнел? Испугался? Немедленно одеть. В габардин! А ты чего сидишь? Усы себе крутишь? Ишь, какие надел сапоги! Снимай сейчас же сапоги, отдай человеку. Все тебе сказать надо, сам ничего не соображаешь!
И вот Булгаков одет, обут, сыт, начинает ходить в Кремль, и у него завязывается со Сталиным неожиданная дружба. Сталин иногда грустит и в такие минуты жалуется Булгакову: – Понимаешь, Миша, все кричат: гениальный, гениальный! А не с кем даже коньяку выпить!»
А вот рассказ, записанный Е.С. Булгаковой: «Сталин. – Теперь скажи мне, что с тобой такое? Почему ты мне такое письмо написал? Булгаков: – Да что уж!.. Пишу, пишу пьесы, а толку никакого!.. Вот сейчас, например, лежит в МХАТе пьеса, а они не ставят, денег не платят… Сталин: – Вот как! Ну, подожди, сейчас! Подожди минутку. Звонит по телефону. – Художественный театр, да? Сталин говорит. Позовите мне Константина Сергеевича. (Пауза.) Что? Умер? Когда? Сейчас? (Мише.) Понимаешь, умер, когда сказали ему. – Миша тяжко вздыхает. – Ну, подожди, подожди, не вздыхай. Звонит опять. – Художественный театр, да? Сталин говорит. Позовите мне Немировича-Данченко. (Пауза.) Что? Умер?! Тоже умер? Когда?.. Понимаешь, тоже сейчас умер. Ну, ничего, подожди. Звонит. – Позовите тогда кого-нибудь еще! Кто говорит? Егоров? Так вот, товарищ Егоров, у вас в театре пьеса одна лежит (косится на Мишу), писателя Булгакова пьеса… Я, конечно, не люблю давить на кого-нибудь, но мне кажется, это хорошая пьеса… Что? По-вашему тоже хорошая? И вы собираетесь ее поставить? А когда вы думаете? (Прикрывает трубку рукой, спрашивает у Миши: – Ты когда хочешь?) Булгаков: – Господи! Да хоть бы годика через три! Сталин: – Ээх!.. (Егорову.) Я не люблю вмешиваться в театральные дела, но мне кажется, что вы (подмигивает Мише) могли бы ее поставить… месяца через три… Что? Через три недели? Ну, что ж, это хорошо. А сколько вы думаете платить за нее?.. (Прикрывает трубку рукой, спрашивает у Миши: ты сколько хочешь?) Булгаков: – Тхх… да мне бы… ну хоть бы рубликов пятьсот! Сталин: – Аайй!.. (Егорову) Я, конечно, не специалист в финансовых делах, но мне кажется, что за такую пьесу надо заплатить тысяч пятьдесят. Что? Шестьдесят? Ну, что ж, платите, платите! (Мише.) Ну, вот видишь, а ты говорил…
После чего начинается такая жизнь, что Сталин прямо не может без Миши жить – все вместе и вместе. Но как-то Миша приходит и говорит Сталину: – Мне в Киев надыть бы поехать недельки бы на три. – Ну, вот видишь, какой ты друг? А я как же? Но Миша уезжает все-таки. Сталин в одиночестве тоскует без него. – Эх, Михо, Михо!.. Уехал. Нет моего Михо! Что же мне делать, такая скука, просто ужас!..”
… стали бы они соавторами?
Я позволила себе привести отрывки пересказанных очевидцами устных рассказов Булгакова о выдуманных им встречах со Сталиным, поскольку атмосфера юмора и игры, заданная в этих историях почти сто лет назад каким-то чудом перекочевала на страницы пьесы Джона Ходжа «Соавторы». Наш современник, рожденный в Шотландии в 1964 году, если предположить, что он ничего не знал об этих рассказах Булгакова, сумел удивительным образом угадать, как могли бы проходить подобные встречи. В своей пьесе он обратился к периоду в творчестве Булгакова, когда тот от безысходности решается написать пьесу о юности Сталина. Известно, что Булгаков давно задумал такую работу, но она не шла, потому что кривить душой писатель не хотел. Обратившись к юности молодого революционера Иосифа Джугашвили, драматург тем самым пытался избежать разлада с собственной совестью и даже увлекся работой над пьесой. Пьеса “Батум” (первое название “Пастырь”) вышла к 60-летию Сталина, над ней начали работать в Художественном театре, но внезапно Сталин постановку запретил. Правда, признал, что пьеса ему понравилась. Это сказалось на состоянии здоровья Булгакова: слишком много надежд было возложено на нее! Он стал слепнуть, слабеть и очень скоро умер.
Ходж предлагает свою версию того, каким образом Булгакову удалось написать пьесу о Сталине. Он делает Сталина соавтором Булгакова, и диктатор с увлечением и восторгом встречается с писателем для обсуждения пьесы о себе, а в какой-то момент, видя нерешительность Булгакова, даже завладевает пишущей машинкой. Вымысел и реальность так тесно сплетаются в сюжете, придуманном Ходжем, что практически невозможно отделить одно от другого. Сталин, к примеру, заявляет Булгакову, что посмотрел его спектакль “Дни Турбиных” 15 раз! И это, как мы знаем, действительно так. Имеются свидетельства очевидцев, что Сталин очень много раз видел эту постановку. И даже, когда она попала под запрет в 1938 году, Сталин дал разрешение на то, чтобы пьесу продолжали играть, но только во МХАТе.
«Мне дали роль Сталина, чего я никак не ожидала!»
Однако вернемся к студенческому спектаклю. Вместе со студентами над ним работала группа преподавателей, среди которых – режиссер-постановщик Мат Холанд (Matt Holland) и помощник режиссера и режиссер по свету Алекс Смит (Alex Smith). Надо признать, эти люди обладают изрядной долей творческой и преподавательской смелости! Представьте себе студентов колледжа. Это канадские дети 18-19 лет. Что они знают о Сталине? Что он для них? Кто? Может, кто-то из них что-либо и слышал об этом человеке и связанных с его именем репрессиях, но такие знания вряд ли входили в сферу их интересов. О творчестве Булгакова тоже, скорее всего, им ничего не известно. Для них эти исторические личности такие же далекие, как и страна, в которой они жили. И при всем этом начинающим артистам удалось со сцены передать и атмосферу времени, и показать те социальные слои и силы в Советском Союзе в 30-х годах, которые очень близки к реальным. Как им это удалось? Этот вопрос интересовал меня больше всего, поскольку я представляла себе, какой объем материала для подготовки роли каждому актеру пришлось переработать. Разумеется, было бы любопытно побеседовать со всеми участниками спектакля, но я остановила свой выбор на молодой актрисе, сыгравшей роль Сталина. Алине скоро исполнится 19 лет, помимо театра и учебы в колледже в ее жизни значительное место занимают поэзия и живопись.
— Алина, поздравляю тебя с такой невероятной ролью! После спектакля я несколько дней только о нем и думала. Расскажи, кому пришла идея поставить пьесу «Соавторы», и как вообще у вас это все происходит?
— Обычно учителя сами выбирают материал для постановки, и наш преподаватель и режиссер Мат Холланд, узнав об этой пьесе, решил поставить ее с нами. Все учителя его в этом поддержали, и мы начали осваивать материал.
— Как вас вводили в контекст истории? Педагоги дали что-то почитать о том времени, устроили лекцию, рассказали о Булгакове, о Сталине?
— Перед летними каникулами нам сообщили о пьесе, и мы начали сами «копать» материал. Времени было не так много. Мы сразу стали работать над спектаклем. Сами искали, что можно почитать и посмотреть о том времени и этих исторических личностях. А потом все вместе обсуждали прочитанное и увиденное.
Я посмотрела «Утомленные солнцем» Никиты Михалкова, чтобы получить представление об эпохе. С этого я начала. Игра актеров фильма произвела на меня большое впечатление. Фильм очень сильный. В нем много света и белого цвета, что дает ощущение чистоты, радости, надежности. И все это рушится, все рушится по велению одного человека, с легкостью ломающего жизни других, которых он держит в своих руках. Когда я узнала, что буду играть Сталина, то поняла, что надо читать Булгакова. Я прочитала «Мастер и Маргарита» и посмотрела запись спектакля 2004 года «Белая гвардия», поставленного в МХАТе.
— Извини за вопрос: ты читала роман на русском?
— Да, конечно! Читать надо было очень много, потому что раньше у меня не было возможности познакомиться с творчеством Булгакова. Я только слышала о нем от родителей, но ничего не читала. Меня невероятно затянули его произведения. У него удивительно богатый язык! Он так точен во всем, о чем пишет. Сталин же очень ценил Булгакова как писателя, видел его гениальность и понимал, чем это может ему угрожать.
— О том, что ты будешь играть Сталина, ты узнала только в сентябре? На какие роли ты подавала заявку?
— На Елену – жену Булгакова и на Владимира – офицера НКВД. Но мне дали роль Сталина, чего я никак не ожидала! Я нашла книжку Соломонова о Шостаковиче и Сталине. Она мне очень помогла понять, как Сталин выстраивал отношения с теми, за кем он признавал талант или даже гениальность. Там описывается, как он приближал таких людей к себе, как удерживал, контролировал, манипулировал ими. В какой-то момент я поняла, что информации уже достаточно много.
— Мне кажется, такое количество информации за один раз может придавить. Ты чувствовала себя переполненной?
— Нет. Мне все это много дало во время репетиций, когда мне надо было искать этого персонажа в себе. Сначала Сталин, каким он появляется в пьесе «Соавторы», казался мне очень серьезным и тяжелым, не допускающим шутки. Я не поняла его в начале.
— А текст пьесы не помог в этом? Там же очень много юмора!
— Дело в том, что я сопротивлялась внутри себя тому, чтобы принять Сталина в качестве шутника.
— Твое представление об этой исторической личности не позволяло тебе увидеть Сталина таким, каким его создал в своей пьесе Ходж. Тебе мешала твое знание о нем?
— Именно так! Я спрашивала родителей и близких людей, как они его воспринимают. Они пытались объяснить, как они его понимали, что он сделал, что он натворил. Они рассказывали, что были люди, которые в него верили, поклонялись ему, а были и те, кто его ненавидел. Я понимала, какой он был влиятельной фигурой, властной, харизматичной личностью.
— А что конкретно ты о нем узнала, работая над этой ролью? Был некий серый образ, а в процессе работы он, вероятно, наполнился красками. Какими?
— Мне было чрезвычайно интересно разобраться, что он собой представляет. Я чувствовала, как он был мне недоступен. И, кстати, это чувство меня не отпускает до сих пор. Он был для меня очень абстрактный в начале работы над пьесой. Да и для всех студентов, занятых в спектакле. В английском есть такое выражение «larger than life». Вот и Сталин такой человек. Он человек, который привлекает внимание других, он самый яркий и интересный персонаж в пьесе. Он настоящая историческая личность. Я очень боялась его недоступности. Я испытывала страх перед этой ролью. От меня требовалось не показать всем известный, ставший стереотипом образ тирана, а наполнить его жизнью. В какой-то момент я поняла: меня останавливало то, что я не позволяла себе увидеть в нем человека, понять его как обычного человека.
— То есть, полюбить тебе его было не за что! И что же помогло переступить через эти чары? Что дало тебе возможность вдохнуть в него жизнь, оживить его?
— Я начала понимать, что он вырос в семье жестокого человека, страдающего пьянством и приступами ярости. Его отец регулярно избивал свою жену и сына. Его детство прошло в постоянных драках с мальчишками на улицах.
— То есть в работе над ролью ты шла от жалости к нему?
— Нет. От сочувствия. Я пыталась понять, откуда в нем взялось зло. И я пыталась понять, как в его голове рождались схемы всевозможных манипуляций людьми. Я пришла к тому, что им двигал страх.
— Этот страх жил и рос в нем с детских лет и влиял на его характер. Ты глубоко копнула!
— Он говорил, что нет ничего хуже, чем быть избитым. Это идет из страха перед отцом, зародившегося в нем в детстве. Потом в Тбилиси, где он постоянно подвергался побоям. В детстве и юности он постоянно чувствовал себя жертвой насилия. И у него могла возникнуть устойчивая ответная реакция в виде озлобленности на весь мир, агрессия. Что интересно, от этого страха у него в то же время происходит и его потребность в шутке, остроумии, насмешке. Его веселость – это его маска, с помощью которой он контролирует окружающих и манипулирует ими. Он понимает, что никто не нападет на него, если все видят его таким – веселым дедушкой!
— В моем детстве было принято называть дедушкой Ленина. В сознании детей моего поколения он и был добрым дедушкой. У нас у всех был один дедушка! А Сталин для поколения моих родителей и людей постарше был отцом, отцом нации. Отец родной. В моем поколении эта фамилия вообще не упоминалась. Она была изъята из учебника истории, в текстах которого говорилось, что все достижения и победы были совершены советским народом под руководством Коммунистической партии Советского Союза. Представляешь, было такое время!
Давай вернемся к тебе и твоей работе над ролью. Давай поговорим о театральном, сценическом чуде – превращениях. Как это оказалось возможным тебя, стройную юную девушку, превратить в мужчину преклонного возраста? Твой персонаж физически выглядит гораздо тяжелее и весомее всех остальных на сцене. Как тебе это удалось?
— Все началось с походки! Я долго пыталась понять, как он ходит. На уроке по сценическому движению нам объяснили, в чем разница между тем, как ходит мужчина, и тем, как ходит женщина. Причина этого кроется в анатомических особенностях строения мужского и женского тела. Мужчины, когда садятся, расставляют ноги широко. И им так удобно.
— Твой персонаж только так и сидит!
— Да, так я заявляю о своем статусе. Я царь! Сталин должен занимать много места. И он это делает. Он везде чувствует себя, как у себя дома. Для него нет ограничений!
— А походка? Я заметила, что ты ее держала до конца. Даже на выходе на поклон. Трудно было?
— Да. Вначале я пыталась понять, как он держит равновесие, откуда начинается его движение. Он идет головой, сердцем или бедрами? Об этом мы тоже много говорили. Я пыталась это понять. Это очень важный момент в создании образа. В какой-то момент я нашла видео, где он идет со своими друзьями. И я увидела, что первой у него начинает движение голова, а затем уже тело и ноги. Голова – самая главная часть его тела! Он все свои движения начинает с головы. У него все мысли идут вперед!
— Какая интересная находка! Хорошо, что ты это сказала. Я не могла понять, каким средством тебе удалось передать его походку, как ты это построила. Это было очень близко к тому, что имеется в моем представлении, как ходил Сталин. Во время спектакля я видела на сцене Сталина, хотя понимала, что его играет девочка. Но это мне не мешало. Я видела пожилого человека.
— Я поняла, что я не могу ходить быстро, потому что мой персонаж — пожилой человек и у него есть страх упасть, оступиться, потерять баланс. Но есть и его энергия. Он был очень воодушевлен, когда узнал, что будет писать, творить.
— Он же вообще творец истории!
— Да-да-да. В принципе, на него давит вес его жизни, его опыт: революция, гражданская война, борьба за власть, уничтожение потенциальных конкурентов — и в этот момент вовсю идет уничтожение культурной прослойки, интеллигенции. И я пыталась эту тяжесть привнести в образ. У него, кстати, постоянно ноги болели, спина болела.
— И сапоги у него такие тяжелые… Ты в сапоги себе что-то положила для веса?
— Нет!
— А было ощущение, как будто у тебя ноги тяжелые.
— Здорово! Так и было задумано.
— Поэтому, когда в прыжках ты вдруг взлетала, это было неожиданно. То есть на сцене на глазах происходило преображение. Человек с тяжестью в ногах вдруг взлетает!
— Это у него есть такая способность. Он очень воздушный. Таким он написан в пьесе. Он все время меняется. Режиссер мне очень помог в работе над образом. Он меня настраивал: «Тут надо немного поискреннее, повоздушнее».
— Это слово «воздушнее» я бы никогда не смогла отнести к Сталину. Для меня это такой приземленный, приземистый персонаж, тяжелый, увесистый. А упомянутая тобой воздушность дала очень интересную игру в этом образе. Все-таки ты, конечно, играла не самого Сталина, правильно?
— Нет. Это была своего рода карикатура или гротеск.
— На мой взгляд, ты играла искусителя, дьявола. Он же все время искушает Булгакова (в спектакле его играет Leo Fillion), принуждая того стать ближе, стать друзьями, вместе творить, вместе писать пьесу, стать соавторами, сотворить. Представить себе, что Булгаков хотел стать соавтором со Сталиным, можно лишь в страшном сне…
— Это очень страшно. Его движения, слова, юмор – все это очень легкое, невесомое, воздушное. Я добивалась этого очень долго. Именно эта воздушность и позволяет нам увидеть в конце пьесы тяжесть реальности. Эта воздушность далека от правды. Это не он, это обман. Я помню, когда я только начала читать пьесу, то ясно почувствовала, что она написана человеком, выросшим вне русской культуры. У меня есть представление о русской культуре и языке, потому что это меня окружает всю жизнь. А у автора пьесы, поскольку он англичанин, и юмор другой, шутки другие… Все несколько не так. Было очень странно для меня, потому что я не могла соединить вместе два языка, чтобы понять, как мне это использовать в работе над образом.
— А как соединила?
— Мы с режиссером много обсуждали комедийную сторону в этой пьесе. Мы пытались в это войти. Мы все вместе посмотрели английский фильм «Сталин» 2011 года. Там этот юмор, эта тема, эта мораль, там это все есть. У нас в спектакле очень быстро меняется настроение на сцене: кто-то кончает жизнь самоубийством, а через секунду входит веселый, смеющийся Сталин. И к концу спектакля весь этот ужас только усиливается.
— Как студенты, игравшие вместе с тобой в спектакле, помогали тебе работать над твоим образом?
— На мой взгляд, это коллективная работа. Над любым образом работает вся команда! Они все молодцы. Самое первое упражнение, помогшее нам настроиться на одну волну, было упражнение на произнесение наших имен.
— Действительно, все говорят правильно русские имена — почти без акцента!
— Если у ребят были вопросы, мы вместе с Полиной Кириленко (она украинка), игравшей Елену, помогали остальным студентам разобраться, поскольку мы все же больше других на тот момент знали об этом периоде. Некоторые ребята выучили советский гимн наизусть. Ребята выучили русские слова. Мы пели его на репетиции, чтобы войти в атмосферу этого мира. Когда мы во время спектакля находились за сценой, мы не переставали жить в своих персонажах.
— Вам посоветовал так себя вести режиссер?
— Нет, мне кажется, это само собой происходило. Конечно, это было не постоянно. Но ты чувствуешь, как твой персонаж живет, даже находясь за кулисами.
— Тогда у меня такой вопрос. Как долго в тебе еще жил Сталин после спектакля? Он живет еще в тебе?
— Нет. Я его выкинула в окно. Помощник режиссера объяснил нам очень важную вещь для актера: как входить и выходить из роли, как находить себя опять, заниматься вещами, которые тебе нравятся.
— Что тебе помогло расстаться со Сталиным? Не жалеешь, что больше не будешь его играть?
— Честно? Я не очень жалею. Мне этот опыт очень много открыл, я многому научилась, столько всего узнала, это была объемная роль, и я рада, что сыграла ее. Но я чувствовала, что во мне живет протест против этого человека. У меня был такой момент, когда я была готова от него избавиться. Мне было немного страшно его играть, потому что он такой закрученный в своей злобе и страхе персонаж. Я не знала, как мне доверять ему и себе. Я обсуждала это с помощником режиссера, и он сказал, что таких огромных и тяжелых персонажей берешь за руку и отпускаешь с миром.
— Получилось?
— Получилось!
— Слава Богу! Может, тебе самой хочется сказать о том, к чему ты пришла, пока вы в течение четырех недель работали над спектаклем. Что ты для себя открыла такого, что сама не ожидала открыть?
— Такой сложный вопрос!
— Какая роль, таков и вопрос. Я стараюсь задавать тебе вопросы аккуратно, потому что понимаю: с одной стороны, твой внутренний мир сейчас потревожен всей этой обрушившейся на тебя информацией, связанной со Сталиным. С другой, ты только сейчас подошла к исследованию материала о том времени и людях. Поэтому нельзя не задать тебе, как новому исследователю этой темы, такой вопрос. Эта гора на тебя обрушилась сейчас, и тебе надо с этим что-то сделать. Внутри себя. Это вопрос уже не только как к актрисе, а как к личности. Не сможешь ответить – не страшно.
— Я попробую. Мне кажется, что внутри меня произошел переворот. Видеть все то, что Сталин совершил: гибель огромного числа людей, его жестокость по отношению к миру. И его огромность. Это личность, по своему уровню претендующая на позицию бога! Я помню, как во время спектакля меня вдруг осенило: публика наблюдает за моими жестами, мимикой, словами и интонацией. Полное внимание публики досталось мне, моему герою. А ведь это то, с чем реальный Сталин жил, чего он добивался и добился!
— Тиран всегда любыми методами добивается внимания к своей личности. Полного! Каждый должен обратить на него свое внимание. Это питает его силу, растит в нем уверенность в себе и дает чувство полной власти и безнаказанности.
— Это то, что ему дает жизнь, то, почему он живет до сих пор. Внимание к нему чрезмерно, и это дает ему бессмертие. Поэтому играть роль Сталина — большая ответственность. Опасность тут состоит в том, чтобы не переусердствовать и не сделать облик диктатора привлекательным для зрителя. Для нас было важно, чтобы во втором действии случился полный перелом в пьесе, все маски оказались сорваны, и зрители увидели Сталина таким, каким он и был в действительности – страшным монстром, которого невозможно остановить.
— Я помню, как зрители вдруг резко перестали смеяться во время спектакля, и в зале повисла тишина. Зал вдруг осознал, кто перед ним.
— В начале работы над пьесой я не могла понять, как мне показать его силу. Но в этом мне помогли мои партнеры по спектаклю. Они играли страх. А страх дает ему эту силу. Если его никто не боится, то он никто, просто дедушка. Я, хотя и «отпустила» Сталина, но понимаю, что мне еще есть, о чем подумать в связи с этим спектаклем и с чем разобраться. Я благодарна нашим педагогам за то, что они выбрали именно эту пьесу для нашей постановки. В ней поднимаются темы, которые, к сожалению, актуальны и сейчас.
— Спасибо, Алина! Счастливого тебе пути в твоей профессии и в твоей жизни!
Фотографии сцен со спектакля Emma Melgoza
