Возвращение фестиваля в Монреаль, или Несколько слов о Рахманинове

Меломаны Монреаля хорошо знают дуэт пианистов-супругов Ирины Краснянской и Жана-Фабьена Шнайдера, основавших более 10 лет назад фестиваль “Saisons Russes de Montreal”. В прошлом году фестиваль изменил свое название на “Les Printemps Slaves”. Я рада сообщить, что этой весной обновленный фестиваль возвращается на концертные площадки Монреаля и приглашает публику на 5 встреч с музыкой и творчеством. Сразу замечу, что в трех из пяти событий этого сезона прозвучит музыка Сергея Васильевича Рахманинова, 150-летие которого совсем недавно отмечалось во всем мире.

10 мая в Культурном центре NDG (по адресу: 6400 Monkland avenue, в 20:00) состоится торжественное открытие фестиваля. В нем примут участие пианисты Ольга Кудрякова, Ирина Краснянская и Максим Шаталкин, альтистка Эльвира Мисбахова и фольклорный дуэт “Гжель” (Ирина Луценко, домра и Алексей Луценко, аккордеон). В программе концерта прозвучат произведения Чайковского, Рахманинова, Косенко, Лядова и Пиговата. Вход – бесплатный. Однако необходимо предварительно заказать билеты на сайте www.printempsslaves.ca/season2023.html. (Билеты доступны с 26 апреля).

17 мая в 19:00 там же в рамках фестиваля состоится монреальская премьера фильма украинского режиссера Ирины Цилик “Земля синяя, как апельсин”, получившего приз за лучшую режиссуру на кинофестивале Sundance-2020. Фильм рассказывает о жизни семьи на Донбассе и поднимает вопрос о месте искусства в военное время. Вход бесплатный. Необходимо забронировать место заранее.

18 мая в 20:00 в концертном зале Консерватории (4750, Henri-Julien avenue) монреальский камерный оркестр Nouvelle Génération представит программу “Grand miniatures”, в которую вошли миниатюры славянских композиторов Чайковского, Шуры, Шостаковича, Скорика, Шопена, Дворжака, Рахманинова, Стравинского и Прокофьева. Билеты продаются на сайте фестиваля.

28 мая в 20:00 в зале Консерватории состоится фортепианный концерт “Jewels and trinkets” (“Драгоценности и безделушки”). Жан-Филипп Сильвестр — один из самых ярких пианистов Квебека — исполнит неоромантические произведения украинского композитора Валентина Сильвестрова, в настоящее время беженца, проживающего в Германии, а также музыку великих классиков: Шопена, Скрябина и Балакирева. Билеты в продаже с 17 апреля.

3 июня в 20:00 пройдет заключительный концерт фестиваля “Музыка в изгнании”. Монреальский фортепианный дуэт Ирины Краснянской и Жана-Фабьена Шнайдера исследует тему изгнания в произведениях Шопена, Стравинского, Рахманинова и Икрамовой. Билеты – на сайте фестиваля.

О каждом из композиторов, чью музыку организаторы отобрали для исполнения этой весной в Монреале, можно и должно говорить и писать. Однако сегодня речь пойдет о Сергее Васильевиче Рахманинове. Давайте таким образом присоединимся ко всем, кто вспоминал его в день юбилея 1 апреля.

 

В начале был провал

«Если бы в аду была консерватория, Рахманинов, несомненно, был бы в ней первым учеником», — так откликнулся 63-летний композитор и музыкальный критик Цезарь Кюи на премьерное исполнение Первой симфонии 24-летнего композитора Сергея Рахманинова в Петербурге 15 марта 1897 года. Разгромные рецензии столичных критиков посыпались на молодого музыканта, которого до этого момента буквально на руках носила московская публика. Особенно огорчил Рахманинова отрицательный отзыв Н. А. Римского-Корсакова, чьё мнение он очень ценил. Провал послужил причиной глубокой депрессии Рахманинова — он уничтожил свое произведение. «Я был подобен человеку, которого хватил удар и у которого на долгое время отнялись и голова, и руки…», — так описывал композитор свое состояние. Он почти ничего не сочинял около четырех лет. И если бы не помощь, оказанная ему известным в то время врачом-гипнотизёром Н. В. Далем, мир никогда бы не услышал ни оркестровую сюиту «Симфонические танцы», ни поэму «Колокола», ни оперы «Скупой рыцарь» и «Франческа да Римини», ни Литургию св. Иоанна, ни Всенощную, ни «Цыганское каприччио» и т. д. Что и говорить, невозможно представить себе современный мир без музыки Сергея Рахманинова!

 

Поздний привет с родины

Сергей Васильевич Рахманинов не дожил 3 дня до своего 70-летия. Он скончался в Америке, до последнего дня не отменяя своих концертов в разных городах страны. Сын Федора Шаляпина – Федор — вспоминал, что в эти дни «пришла поздравительная телеграмма из Москвы за подписью всех современных русских композиторов. Сергей Васильевич был ещё жив, но уже в бессознательном состоянии. Как жаль, что такой привет с родины пришёл так поздно, и как бы это Сергея Васильевича обрадовало!»

 

Влияние Чайковского

Проявив интерес к музыке в раннем возрасте, мальчик Сережа не особенно добросовестно относился к занятиям в Петербургской консерватории, куда поступил в 9-летнем возрасте. Дабы сын не отвлекался от учебы, в 1885 году родители перевезли его в Москву, где юного музыканта приняли на третий курс младшего отделения консерватории. Поселили его в частном пансионе педагога — профессора Н. С. Зверева. Пансион отличался строгими порядками: ранний подъем, занятия музыкой по 6 часов в день, обязательное посещение оперных спектаклей и ансамблевое музицирование. Через 7 лет учебы 19-летний выпускник консерватории пишет оперу «Алеко» на либретто, данное в качестве задания всем студентам класса свободной композиции. За оперу начинающий композитор удостоился золотой медали, а вместе с тем и внимания П.И. Чайковского.

Сергей Васильевич так вспоминал об этом эпизоде своей биографии: «…Влияние Чайковского в русских музыкальных кругах было настолько велико, что по его совету опера начинающего двадцатилетнего юноши была принята к постановке на сцене классического Императорского Большого театра. Это было, конечно, исключительное событие, но, пожалуй, ещё более исключительным было присутствие бабушки композитора в одной из лож бельэтажа. Успех оперы был очень большой, но его, мне кажется, следует скорее отнести на счёт юного возраста композитора, неловко раскланивавшегося перед щедро аплодировавшей публикой. Ещё большую роль в этом успехе сыграло влияние Чайковского».

Заметили скромность, с которой Сергей Васильевич пишет о своих заслугах? Таким он останется в памяти всех, кто сталкивался с ним на протяжении всей его жизни. Он терпеть не мог оваций. После выступлений, чтобы не сталкиваться с поклонниками, старался проскользнуть через запасной выход, избегал фотографов и терпеть не мог фотосъемку.

 

Смешливый человек

«Его многочисленные поклонники, почитатели и люди, мало его знавшие и встречавшие его большей частью после концерта молча подписывающим программы, судили о нём как о человеке молчаливом, мрачном и даже надменном. А между тем, сохраняя эти внешние черты, Сергей Васильевич для людей, знавших его близко, был совсем иным человеком: добрейшая душа, нежнейший семьянин, безупречный и истинный артист и интереснейший собеседник — вот главные черты его натуры и характера, к которым нужно прибавить ещё одну черту, особенно ценную, — его любовь к смеху и огромное чувство юмора. «Смешливый человек», — говорил о нём мой отец». (Ф.Ф. Шаляпин)

Писатель Иван Бунин, слывший среди современников мизантропом, вспоминал о Рахманинове с теплотой и нежностью: «При моей первой встрече с ним в Ялте произошло между нами нечто подобное тому, что бывало только в романтические годы молодости Герцена, Тургенева, когда люди могли проводить целые ночи в разговорах о прекрасном, вечном, о высоком искусстве. … Проговорив чуть не всю ночь на берегу моря, он обнял меня и сказал: «Будем друзьями навсегда!» …Мы были ещё молоды, были далеки от сдержанности, как-то внезапно сблизились чуть не с первых слов, которыми обменялись в большом обществе, собравшемся, уже не помню почему, на весёлый ужин в лучшей ялтинской гостинице «Россия». Мы за ужином сидели рядом, пили шампанское Абрау-Дюрсо, потом вышли на террасу, продолжая разговор о том падении прозы и поэзии, что совершалось в то время в русской литературе, незаметно спустились во двор гостиницы, потом на набережную, ушли на мол, — было уже поздно, нигде не было ни души, — сели на какие-то канаты, дыша их дегтярным запахом и той какой-то совсем особой свежестью, что присуща только черноморской воде, и говорили, говорили всё горячей и радостнее уже о том чудесном, что вспоминалось нам из Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Фета, Майкова…

Тут он взволнованно, медленно стал читать то стихотворение Майкова, на которое он, может быть, уже написал тогда или только мечтал написать музыку:

Я в гроте ждал тебя в урочный час.
Но день померк: главой качая сонной,
Заснули тополи, умолкли гальционы:
Напрасно!.. Месяц встал, сребрился и угас;
Редела ночь; любовница Кефала,
Облокотясь на рдяные врата
Младого дня, из кос своих роняла
Златые зёрна перлов и опала
На синие долины и леса…

Актер, педагог и режиссер Михаил Чехов пишет в своих воспоминаниях о Рахманинове, что, наблюдая Сергея Васильевича в обыденной жизни, он понял, что такое «истинная простота и неподдельная скромность. В каждый момент, в мелочах, в еле заметных оттенках речи, мимолётных поступках сквозили в нём эти качества с врождённой правдивостью. Вот он в обществе (как бы мало или велико оно ни было). Вы никогда не увидите его сидящим на центральном месте. Но вы не увидите его и в «уголке», где скромность, пожалуй, чуть-чуть подозрительна. Он — как все: все толпятся — толпится и он; все разбросались по комнате, и он среди всех; надо стоять — он стоит, сесть — сидит. Конечно, он в центре всегда, но «центр» этот в душах людей, его окружающих, а не в пространстве вовне… В обхождении не делает разницы между большими и малыми. С каждым одинаково скромен, прост и внимателен».

 

Музыкальное письмо

Наталья Александровна Рахманинова, жена композитора, оставила подробные воспоминания о своем супруге. С любовью она перебирает в памяти яркие вехи его творческого пути, но больше рассказывает о том, как им жилось вместе, что любил и чего не терпел композитор, кого любил, а кого избегал.

«Осенью 1908 года … в Москве происходило чествование Художественного театра по случаю десятилетия со дня основания. Сергей Васильевич хотел непременно принять участие в этом чествовании. Он написал Станиславскому письмо (из Дрездена – прим. ред.), поздравляя его и всех сотрудников театра и посылая им наилучшие пожелания, и положил это письмо на музыку, как это делается с романсами. Письмо начиналось, насколько помню, так: «Дорогой Константин Сергеевич, я поздравляю Вас от чистой души и от всего сердца. За эти 10 лет Вы шли всё вперёд и вперёд и на этом пути Вы нашли свою Синюю Птицу. Она Ваша лучшая победа и т.д… Ваш Сергей Рахманинов. Дрезден, четырнадцатое октября тысяча девятьсот восьмого года». Затем следовал постскриптум: «жена моя мне вторит». … Среди потока официальных приветствий, речей и адресов юбилярам на эстраде появился неожиданно Шаляпин, который пропел письмо Рахманинова. Это произвело настоящий фурор, и Шаляпину пришлось его, конечно, бисировать».

 

«Уезжай, барин, от греха»

Наталья Александровна описывает события весны 1917 года, когда «на семейном совете в Москве было решено последовать призыву Временного правительства: постараться провести посев в Ивановке (имении Рахманиновых – прим. ред.) и собрать урожай. Работа эта была разделена на три периода, и первый период — посев — взял на себя Сергей Васильевич. Он отправился в Ивановку в марте и оставался там около двух месяцев… Один раз к нему приходили крестьяне из деревни. Сергей Васильевич выходил к толпе и долго отвечал на все вопросы. Крестьяне вели себя очень хорошо, интересовались, конечно, больше всего вопросом о земле и о том, кто сейчас управляет Россией, а затем спокойно ушли к себе в деревню. Но несколько стариков скоро вернулись обратно и начали советовать Сергею Васильевичу не задерживаться в Ивановке, так как в Ивановку часто приезжают «какие-то, господь ведает кто они, которые мутят и спаивают народ. Уезжай, барин, лучше от греха».

Во время Октябрьской революции Рахманиновы жили в Москве в доме 1-й женской гимназии на Страстном бульваре. «В доме квартиранты организовали, как и везде в Москве, домовый комитет. Члены комитета дежурили круглые сутки на лестнице нашего четырёхэтажного дома, разделив жильцов на несколько групп, и каждая группа дежурила не то по три, не то по четыре часа. Дежурил и Сергей Васильевич. Было холодно, темно и довольно неуютно. Но в общем всё при нас было спокойно и никаких неприятностей не произошло. Настроению Сергея Васильевича в это тяжёлое время помогла работа. Он был занят переработкой своего Первого фортепианного концерта и очень увлёкся этим. Так как было опасно зажигать в квартире свет, то в его кабинете, выходившем во двор, портьеры были задёрнуты, и он работал при свете одной стеариновой свечки».

 

«Музыкант должен быть одиноким»

Федор Федорович Шаляпин как-то раз спросил Рахманинова, как он пишет музыку, «как происходит процесс сочинения и ясно ли он слышит её перед тем, как занести на бумагу? Сергей Васильевич ответил, что слышит.

— Ну, как же? — допытывался я.
— Ну, так, слышу.
— Где?
Сергей Васильевич сделал паузу и ответил:
— В голове».

Н.А. Рахманинова: «Я никогда не знала, что он пишет, пока он сочинял. Он никому не говорил о том, пишет ли он симфонию, или концерт, или ещё что-нибудь. Во время работы он мало ел, мало спал, весь был углублён в своё творчество. «Музыкант должен быть одиноким», — нередко говорил Сергей Васильевич. Но сам он совершенно не переносил одиночества. И какой он был семьянин, как он любил свою семью.

 

Магическая сила

М.А. Чехов: «В первый раз в жизни я увидел Сергея Васильевича вскоре после поступления моего в МХАТ. Был юбилей театра. Праздничный, торжественный спектакль. На сцене оркестр, ожидающий дирижёра. Выходит Сергей Васильевич. Высокий, спокойный, серьёзный и медленно (под гром рукоплесканий) идёт к дирижёрскому пульту. Искоса смотрит на публику. Ждёт. Зал затихает.

Он начал (Марш Саца из «Синей птицы»). И здесь, следя за ним, отдавшись его магической силе, я, человек немузыкальный, понял что-то о музыке и о творчестве вообще. Что это было — не знаю, но «оно» на всю жизнь осталось в моём подсознании. И с тех пор я всегда замечал, что в лучшие минуты мои на сцене это что-то пробуждалось во мне и вело меня, направляло и вдохновляло в игре».

Сергей Васильевич и сам оставил увлекательные воспоминания о своей жизни. Читать их одно наслаждение: «…Шла опера «Жизнь за царя». В четвёртом действии сцена представляет глухой дикий запущенный лес. На сцене находится только один герой оперы, который, ради спасения вновь выбранного царя, завёл угрожавших царю поляков в этот лес. Герой знает, что его обман раскрыт и что ему угрожает близкая смерть. Его переживания выливаются в чудной арии, которую в тот вечер пел как раз Фёдор Первый, то есть Шаляпин. Сцена понемногу темнеет, поднимается ветер и начинается снежная метель. Этот момент в музыке — одно из сильнейших вдохновений родоначальника русской музыки, Глинки. Начав играть эту метель, я за своим дирижёрским пультом вдруг увидел в глубине сцены что-то движущееся, ближе и ближе. Наконец разглядел — кошка! Самая обыкновенная кошка, которая, не торопясь, лёгкой рысцой, взяла курс на суфлёра и на меня, сидевшего в том же направлении. Чувствовала она себя очень покойно. Сцена была пуста, Шаляпин сидел в стороне, и она его не видела, и метель её мало тревожила. … кошка всё так же спокойно направлялась к суфлёру, где и произошла перемена её действий. Суфлёр, по-видимому, замахнулся на неё, кошка перепугалась, подняла хвост и карьером пронеслась в левую кулису как раз мимо Шаляпина. Здесь публика не выдержала, и послышался лёгкий смех. Но всё обошлось благополучно, и даже Шаляпин мне в антракте сказал самым миролюбивым образом: «До какой реальности мы доходим в наших постановках — лес и настоящие дикие звери!»

 

«Прощайте, бедные мои руки»

Н.А. Рахманинова: «Перед концертами Сергей Васильевич в артистической пил только кофе. Иногда я давала ему валериановые капли. В Англии, где всегда было так холодно, он иногда выпивал глоток коньяка. Перед выходом на эстраду он, как многие другие пианисты, грел свои руки. Мы прибегали к разным методам. Он пробовал надевать на короткое время очень тесные перчатки или грел их в горячей воде, но от этого кожа делалась слишком мягкой, пробовал растирать пальцы, и вот мне в конце концов пришло в голову сшить ему муфту, в которую мы положили электрическую грелку. За 10 минут до выхода на эстраду мы вставляли штепсель, муфта быстро нагревалась, и Сергей Васильевич грел свои руки. Муфта эта производила на всех огромное впечатление. Кажется, кто-то собирался взять патент на неё».

Ф.Ф. Шаляпин: «Когда Сергея Васильевича перевозили с вокзала в Лос-Анджелесе в госпиталь, я сопровождал его в больницу с Натальей Александровной. Уложили его в кровать. Вид у него был хороший, не больной. Он лишь волновался, что не может заниматься на рояле. Желая ободрить его, я ему говорил, что вот он поправится и опять будет играть.

— Нет, не в моём возрасте, Федя. В моём возрасте уже нельзя пропускать, — и, посмотрев на свои руки, сказал:
— Милые мои руки. Прощайте, бедные мои руки»…

 

Скончался С. В. Рахманинов 28 марта 1943 года, не дожив до своего 70-летия нескольких дней…

(Подробнее о С. В. Рахманинове можно почитать на сайте «Сенар»)