«Извне, из ничего, из ниоткуда появляется что-то. Голем. Его глаза — свидетели времени — наблюдают за нами прямо сейчас. Это что-то рождается и трансформируется, принимает разные облики, живет в нас… Потом уходит и снова появляется… Куда оно уходит?» — такое описание своего нового музыкального произведения, премьера которого состоится в центре Pierre-Pеladeau 3 марта (начало в 19:00), дает композитор Юлия Захарова. «Голем» (“La fin du commencement… as slow as Golem’s eyes”) прозвучит в исполнении оркестра Nouvelle Génération под руководством Наташи Туровской. Вместе с музыкантами в повествование истории о Големе будут вовлечены танцоры монреальской хореографической труппы под руководством Лины Круз (Lina Cruz), а ещё… живописные полотна Наташи Туровской, различные приспособления и механизмы, игрушки для собак и многое другое.
Произведение, заявленное как «Десять непрерывных картин, предлагающих размышления о творческом процессе», будет исполнено в программе XI Международного фестиваля новой музыки (Montrеal/Nouvelles Musiques).
Начало начала
Не буду скрывать: благодаря тому, что мне посчастливилось принимать участие в нескольких проектах оркестра Nouvelle Génération, я и на этот раз оказалась в курсе новой работы музыкантов. О Юлии Захаровой мне довелось услышать впервые несколько лет назад от Наташи Туровской. Она сказала, что ей позвонила молодая женщина-композитор и предложила написать пьесу специально для этого оркестра. Наташа согласилась, а некоторое время спустя музыка была написана, и композитор к тому времени уже успела получить финансовую поддержку от одного из Советов по искусству на проведение репетиций с оркестром.
— Юля, почему именно оркестр Nouvelle Génération ты выбрала для исполнения своей музыки?
— Света, я человек импульса. Побывав на концертах оркестра Nouvelle Génération, я поняла, что эти музыканты могут очень многое, а главное, мы, как мне показалось, можем легко понять друг друга. Я видела концерт «Мимолетности», на котором музыка сопровождалась анимационными фильмами, созданными на основе Наташиных картин — это захватывало! А когда мне кто-то сильно нравится, я сразу начинаю с ним знакомиться и навязываться ему. Если я вижу музыкантов, с которыми я хочу работать, то напрямую звоню им и не жду, пока меня кто-то познакомит или куда-то пригласит.
Каденции
Мы беседуем с Юлей, связавшись с помощью интернета, поскольку график репетиций не позволяет найти время для встречи. Но так, возможно, даже и интереснее. Я вижу Юлю в привычной для нее творческой обстановке. Она сидит за фортепьяно, перед ней ноты, а на заднем плане проходит ее собака, виляя хвостом. Юля приглашает ее присоединиться к нам, та залезает на стул и приваливается спиной к моей собеседнице. Мы продолжаем беседу. И в это время — уже у меня — к нам присоединяется моя собака.
— Напомни, пожалуйста, когда к тебе пришла идея написать музыку для оркестра Nouvelle Génération?
— Да, я присматривалась к ней (идее) уже очень давно, но что-то должно было случиться, чтобы она начала приобретать какие-то формы. Наверное, знакомство с оркестром и положило начало музыке. У Наташиного оркестра особенное направление, что объясняется музыкальной школой. Я очень хорошо это чувствую! Чувствую – и сразу делаю! Я вижу классный оркестр, у меня идет импульс, и я сразу – раз! – звоню. Света, ты можешь придумать для этого любую историю!
— Зачем мне придумывать, когда ты так эмоционально рассказываешь! Так и напишу. Скажи, у тебя музыка придумывалась под оркестр или она уже звучала в твоей голове, а ты просто искала коллектив, с которым это можно сделать?
— Можно сказать, что и то, и другое верно. Понимаешь, у меня сначала возник сценарий музыки. Я записала все подробно по минутам. Но потом мне мой сценарий разонравился, и в тот момент, когда мы начали репетировать, все пошло по-другому. Наташа как творческий человек, музыкант и художник, предлагала свои идеи, я их принимала или отвергала. Музыканты и танцоры – все могли придумать что-то свое, что вплеталось в сюжет и добавляло красок музыке. Все менялось 150 раз. И все еще меняется…
Младенцы
— Давай я объясню, почему так подробно расспрашиваю тебя о твоей музыке и о том, как ты работаешь с оркестром Nouvelle Génération. На мой взгляд, твоя музыка отличается от всего, к чему публика привыкла за годы существования оркестра. Хотя этому коллективу приходилось играть самые неожиданные произведения, и вместе с ними на сцене были и ди-джеи, и танцоры, и актеры. По-моему, твоя музыка требует от слушателя стать соучастником ее творения. А для этого ему надо найти точки соприкосновения, чтобы разгадать твой язык. И я пытаюсь нашим читателям дать этот ключ.
— Я как раз считаю, что моя музыка предлагает очень традиционный язык, ничего нового нет. Просто я аккумулирую всю классическую музыку, известные техники, текстуры, которые я знаю, и переплетаю их. Какого-то нового языка у меня нет. Это очень традиционная и даже тональная музыка, и слушать ее легко. Если же говорить о вовлеченности публики во время исполнения музыки, то это тоже вполне обычное дело. С нами это происходит каждый день, когда мы читаем книгу, смотрим кино, слушаем музыку. Мы становимся сотворцами писателя, режиссера, композитора. Для оркестра, исполняющего только классику, моя музыка может показаться чем-то экспериментальным, а для современного оркестра – это вполне традиционная музыка. Кто-то говорит, что никогда ничего подобного не слышал. Но я-то знаю, что в нее вплетены и традиции русской музыки, и фольклор, в основном белорусский. Ничего нового! Я не претендую на звание новатора.
— Я понимаю, если человека спросить, что он делает для того, чтобы дышать, он не сможет ответить на этот вопрос…
— Да! Так и есть! «Ну, дышу!» – скажет он.
— Точно так же у тебя с твоей музыкой. «А как ты ее пишешь?» – «Ну, пишу»…
Гласные
— Тогда давай поговорим о более сюжетной части твоей истории – о тебе. Когда начался твой путь к композиторскому искусству?
— Это произошло давно. Все началось в Беларуси, где я родилась, жила до 2010 года и училась музыке сначала в музыкальной школе, затем в консерватории, потом закончила докторантуру. У меня большой опыт работы с оркестрами и хорами. Затем я приехала в Монреаль, где сначала стала учить французский язык, а потом получила степень магистра по композиции у Аны Соколович в Монреальском университете. Но, знаешь, о себе я не думаю как о композиторе. И никогда не задавалась таким вопросом. Я не могу о себе сказать: я композитор.
— Тогда кто ты?
— У меня в семье была очень свободная атмосфера – и я делала, что хотела. Когда меня учителя в школе заставляли заниматься фортепьяно, я пыталась от этого увильнуть, потому что была очень ленива. Только из-за лени я и стала писать музыку. Правда! Я придумывала какие-то пьесы, и педагог мне говорил, что это очень интересно, их надо сыграть на концерте. И поэтому мне не приходилось учить ничего нового и смотреть в ноты…
— Шутишь! Получается, ты изобрела способ, как избавить себя от заучивания чужой музыки? Ты придумывала свою пьесу и играла ее на концерте?
— Да! Так и было!
— И в каком возрасте ты к этому пришла?
— Как только лень взяла надо мной верх. До 10 лет я еще училась, как и все дети, а потом стало тяжело… Начинался переходный период.
— А ты помнишь свою первую пьесу наизусть?
— Нет. Их было много. Это были очень легкие пьесы в ля-миноре, лирические, романтические.
— Они у тебя сохранились? Ноты есть?
— Нет, я их нигде не записывала, а просто импровизировала и играла. Осталось только ощущение от них. Песенное, мелодия, аккомпанемент, тональность… Не было в них никакого авангарда.
— Это шло изнутри тебя! А потом ты могла эти мелодии повторить?
— Да. Но однажды меня заметил один священник, который был композитором, батюшка Андрей. Он сейчас очень известен в Беларуси. Он учился в консерватории и начал бесплатно со мной заниматься. Он приходил ко мне домой раз в неделю, по полчаса мы с ним занимались, в результате чего я научилась записывать свои произведения. До занятий с отцом Андреем у меня не было необходимой теоретической базы, чтобы записывать ноты. Потом, когда он помог, и у меня стало получаться, он посодействовал тому, чтобы я стала работать с хором в церкви. Я писала пьесы для хора, которые исполнялись во время концертов. Это была очень мелодичная музыка. Так я работала и с голосами, а потом с оркестрами. Сейчас отец Андрей ведет очень замкнутый образ жизни. Он пишет только религиозную музыку. Он совсем не мирской, затворник.
Картины
— Так почему же ты выбрала местом жизни Монреаль?
— Я приехала именно в Канаду, потому что всегда хотела работать с современным балетом. А Канада и Америка выходят на первое место по современному балету и музыке. Я училась на курсе у Анны Соколович, музыка которой мне очень близка. Она основана на ритмической структуре, что мне очень интересно. Для меня главное – ритм.
— А расскажи мне, пожалуйста, про ритм. Как ритм связан с нашим организмом: с биением сердца, с дыханием. Мы, люди, тоже звучим?
— Это интересный контекст, но я, честно говоря, ничего не знаю про это. Мне нужен ритм, потому что без ритма, без ритмического каркаса, невозможно сделать интересную музыку. Если это будут просто абстрактные ноты, то тяжело их превратить в музыку. Мне кажется, что ритм связан с энергией, генетической памятью. У нас, европейцев, ритмика тяготеет к регулярной. На концерте европейцы, если хлопают, то хлопают в такт музыке. А другие народы – латиноамериканцы или африканцы – хлопают иначе: они стремятся попасть между долями.
— То есть все-таки отношение к ритму зашито в природу человека. Почему говорят: струны души? И у нас внутри тоже есть какой-то ритм? Что-то нам подходит, а что-то – нет. И каждому подходит свое.
— Света, пойми, я оперирую музыкальными идеями или ритмами. Я не задумываюсь, как они влияют. Я люблю переплетать ритмические рисунки с разными контекстами и разными мелодиями. Мою музыку тяжело играть, и я выбрала музыкантов Nouvelle Gеnеration, потому что я вижу, что они – те, кто может играть Шостаковича, сложную музыку, значит, они смогут и мою музыку сыграть. Далеко не все музыканты умеют работать с ритмами. У нас сейчас репетиции идут так: два человека играют один ритм, другие два – другой. Все по группам разделено. И мы работаем с каждой группой в отдельности, а потом соединяем их вместе. Они друг друга слышат и могут импровизировать на концерте. Это очень ценно, потому что такие вещи тяжело сделать. Особенно без дирижера! То, что ребята вытворяют, это потрясающе!
ГОлем-а, ГолЕм-а
— Ты говоришь, что твоя мечта была работать с современным балетом. Она именно в этом проекте и осуществляется? Или и раньше тебе доводилось работать с балетом?
— В 2014-2015-м я была композитором-резидентом Школы современного танца в Монреале. Мы ставили балеты с приглашенными хореографами.
Весной 2015 года я заняла первое место в конкурсе OUM за проект в сотрудничестве с Radio Canada ICI musique. Осенью 2015 года получила D.E.P.A. (диплом о высшем профессиональном образовании). С тех пор сочиняю как сценическую, так и концертную музыку.
Медленно, как глаза Голема
В этот момент Юля исчезает с экрана моего компьютера. И я слышу, как где-то рядом раздается такое знакомое всем нам постукивание ложки о стенки кастрюли. «Извини! – кричит мне с кухни Юля. – Макароны чуть не убежали!». Юля возвращается на свое место перед фортепьяно. Беседа идет своим чередом.
— Какие еще у тебя были достижения в карьере здесь, в Монреале?
— Об этом можно почитать в моей коротенькой биографии. Там написано, что я сочинила «многочисленные произведения для оркестра, камерного оркестра, струнного квартета, духового квинтета, органа, нескольких ансамблей, сольные произведения и музыку для современного танца».
— Как далеко тебя завела детская лень!
— Да! (смеется) Кто бы знал, что так все выйдет!
Почти фламенко
— Давай еще раз вернемся к той музыке или, лучше сказать, к тому представлению, участниками которого станут 3 марта не только артисты, но и зрители в Монреале. Сколько времени вы с Nouvelle Gеnеration и танцорами работаете над этим произведением?
— Репетиции начались в 2020 году, затем ты сделала костюмы…
— На основе Наташиных работ. Спасибо, что приобщили меня к этому действу!
— Ты сама видишь, как оно развивается. Методом проб, поиска, ошибок и находок! Получается, что работаем уже 4 года. Но до этого надо было написать музыку, подать на грант и так далее. Найти танцоров! С Линой нам очень повезло: мы говорим на одном художественном языке. Все это время Наташа пишет картины и придумывает, как еще их можно показать на сцене во время представления.
— Ей в этом, как мне известно, помогают ее же идеи, но воплощенные в жизнь на ее предыдущих картинах! Публику ждет огромное количество визуальных сюрпризов, и все это сочетается с музыкой и хореографией. Выходит невероятный по своему объему проект. Ты такой и хотела?
— Да. Все мы с самого начала обмениваемся между собой идеями. Особенно мы с Наташей. У нас очень близки мироощущения. Мы говорим на одном языке и работаем в одной эстетике, одинаково ориентируемся на выдумку. Искусство Наташи, как я считаю, существует в контексте сна. У нас все происходит как в сказке, фантазии с элементами сюрреализма и сверхреальности. И здесь все подходит: и собачьи игрушки, которые поют, и музыканты, которые танцуют. Все вместе это нормально переплетается, потому что во сне возможно все. Мы ищем нужную интонацию, подходящий жест, звук, образ по принципу «нравится — не нравится, идет — не идет». Главное в нашем творческом процессе – это легкость. Мы не работаем в поте лица. Каждая репетиция должна проходить легко, никто не должен испытывать неудобств и страданий. А музыка, конечно, сложная! Но работать над ней так увлекательно, так затягивает, что каждая репетиция превращается в легкое приятное действо. Это проект, в который каждый привносит что-то свое. Мы вместе создаем новый мир со своим миропорядком, мы его лепим из ничего и из всего одновременно. Каким он будет, зависит от нас. Это живое творчество! Но мы еще не закончили: скоро концерт, а мы все время хотим добавить что-то еще!
Подарки муз
— И наверно последний вопрос. Почему твое произведение называется «Голем»?
— Мне очень нравится этот загадочный персонаж. Для меня этот образ связан с творчеством, с созданием, с процессом творения. Это не конкретный персонаж, а мироощущение. Меня волнует тема создания. Человек уподобляется богу, когда создает, творит.
— А что говорят музыканты после репетиции?
— Они говорят: «Прикольно!» И это самая большая похвала. Если музыка и работа над ней вызывают отклик, это хороший знак.
Конец начала
Текст интервью поделен на 10 частей. Каждая из них носит название музыкального фрагмента «Голема». А те немногие звуки, которые наполняли нашу с Юлей беседу и которые я попыталась вставить в текст интервью, надо воспринимать и как фон, на котором рождается новое произведение искусства, и как подручный материал.
Приходите на концерт! Билеты можно приобрести на сайте: smcq.qc.ca
