Октябрь 1956, Будапешт. Убитый советский офицер на улице венгерской столицы. Судя по погонам – майор
65 лет назад, в 1957 году, во вторник, в Москве 62-летний первый секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущёв беседует с итальянским коммунистом Луиджи Лонго. Разговор заходит о восстании в Венгрии, которое Москва только что подавила своими танками. Хрущёв говорит: «Правильно ли мы действовали в Венгрии? Думаем, что действовали абсолютно правильно. Что касается советского народа, то подавление контрреволюции в Венгрии было встречено им, особенно в Советской Армии, с всеобщим облегчением». По этому поводу Дмитрий Волкогонов, член-корреспондент Российской академии наук, пишет в своей книге «Семь вождей» (Москва, 1999, книга 1): «На всей внешнеполитической деятельности Хрущёва лежит печать большевистского радикализма, хотя нет никаких сомнений в том, что он искренне хотел мира. Это не мешало первому секретарю идти на авантюры, прямые вмешательства в дела суверенных государств. Хрущёв считал себя вправе определять, что нужно другому народу, а что не нужно, и в соответствии с этим принимать любые решения. И интервенция в Венгрию не была исключением. Иногда Хрущёв считал, что было достаточно поиграть мускулами или стукнуть военным кулаком по столу… В апреле 1962 года во время доклада министра обороны Малиновского об испытаниях новой ракетной системы Хрущёв задал вопрос: — А что если запустить в штаны американцев нашего ежа?». И на Кубе размещают советские ракеты…
