Молодежь знает Джуди Денч (Judith Olivia Dench) по роли начальницы конторы, в которой доблестно служит Джеймс Бонд. Впервые «М»-Денч появилась в «GoldenEye» (1995), отыграла во всех фильмах с Пирсом Броснаном и продолжает жучить агента 007 в исполнении Дэниэля Крэйга. Но, полагаю, и в среде поклонников этого мифологического героя есть любознательные особи, которым доподлинно известно, что леди Денч – кавалер нескольких британских орденов и одна из лучших британских актрис послевоенного поколения, 7 раз удостоенная премии Лоуренса Оливье. В «Вишневом саде» она снялась дважды: в 1962-м как Аня, в 1980-м – как Раневская. Обе версии были поставлены на BBC, но в первой поучаствовала также Royal Shakespeare Company.Денч-Аня влетает в дом (этот «пролет» ВВС оставило и в поздней постановке) и долго крутится по комнате, буквально открыв рот. Актрисе за 30. Вероятно, именно так она представляет себе совсем юную, потрясенную девицу. В этом же фильме Варя называет Раневскую «мамУшка». И в целом – эта ранняя для Запада экранизация грешит не совсем верным изображением русской действительности начала XX века, за которую, однако, держится.
Но как Раневская Дейч безусловно хороша. Советская школа трактовала Любовь Андреевну как равнодушную, глупую, погруженную в свои мелкие, эгоистические соображения барыню. Противореча тексту. Ох, недаром Лопахин вспоминает в начале первого действия «эпизод с умыванием». Молодая, еще не потерявшая ребенка, барыня отзывчива и добра. Дейч играет сломанную судьбу. И я едва ли не радуюсь тому, что этой женщине, растерянной до такой степени, что даже ничтожный лакей Яшка чувствует свое над ней превосходство, хватает сил на романы. И, как бы ни царапал сердце финал, почему-то так и тянет сказать ей в напутствие: «Доживай, как можешь!»
Нарочитое нарушение когерентности, связности диалогов — одна из особенностей чеховского театра. Во втором действии режиссер Richard Eyre, подчеркнув разброд в речах, плотненько усадил Гаева, Раневскую и Лопахина на недлинную лавочку. Когда-то я прочла, что Питер Брук, добиваясь того же эффекта, напротив, дробит мизансцену. Важно, что чувствуется принципиальное для Чехова отсутствие коммуникации. Кстати, в местных библиотеках я не раз находила толстенные киноподборки «Anton Chekhov, BBC».
Кипрский режиссер Михалис Кокояннис (Mihalis Kakogiannis) прославился в середине 60-х фильмом «Грек Зорба» (компания «Двадцатый век Фокс»), получившим трех «Оскаров», с Энтони Куинном в заглавной роли, и в дуэте с ним — совсем молоденьким Аланом Бейтсом. После просмотра картины вся Россия тогда заплясала сиртаки — под музыку Микиса Теодоракиса. В 1999-м Кокояннис снимает греко-кипро-французский «The Cherry Orchard». В качестве натуры выбрана Болгария, а действие начинается в Париже, что звучит странно, поскольку часть реплик из пьесы сохранена. Чеховские паузы (бергмановские «Шепоты и крики» первые минут десять почти бессловесны) режиссер перевел на киноязык как дальние планы. В некоторых странах название фильма сопровождалось подзаголовком «Варя», и этот персонаж у Кокоянниса частенько прямо-таки навязывается в центр повествования. Отзывы на фильм были довольно прохладными. Более всего критиков раздражали вытекающие из режиссерского решения текстовые адаптации.
«Чайку» на Западе экранизировали более десяти раз. В основном на телевидении, как и абсолютное большинство классических произведений. Но были и работы, предназначенные для широкого экрана. В 1968 году за пьесу взялся Sidney Lumet, снявший в 1957-м свой дебютный фильм «12 Angry Men», один из моих любимых. Творческой почерк режиссера яснее всего прочитывается в психологических, «разговорных» драмах, и понятно, почему за ним утвердилось прозвище «актерский режиссер». К сожалению, в соответствии с прозвищем, его британо-американо-греческая «The Sea Gull» заслуживает доброго слова только в отношении некоторых актерских работ. Серьезные возражения вызвала только Аркадина – Симона Синьоре, говорившая по-английски с явным французским акцентом, что и в образ не вписывалось, и восприятию мешало.
Однако режиссерский подход заставил зрителя недоумевать. Едва ли не каждая новая сцена построена на одном и том же приеме: общий дальний план, распадающийся затем на нечто вроде бенефисов отдельных персонажей. Кроме того, с «Чайкой», как, впрочем, и с «Вишневым садом», на комедийной природе которых Чехов так настаивал (неверная трактовка «Сада» Станиславским обошлась ему дорого: он тогда с отчаяния бросился из Ялты в слякотную Москву спасать положение), теряется почти во всех западных трактовках. Вот и в фильме Люмета все, чему ты усмехаешься, читая текст, выжжено каленым железом. Характеристика «Чайки», данная автором, «много разговоров о литературе, мало действия и пять пудов любви», ничего режиссеру не подсказала. И перевод здесь ни при чем. Оставленные на самих себя актеры весь фильм производят впечатление людей, балансирующих на грани нервного срыва. Финал ужасен: в озере плавает окровавленное тело Треплева. И художник постарался: картина изобилует пастельными тонами, превращающими ее, по остроумному замечанию одного из рецензентов, в «дешевую почтовую открытку».
В 2003-м на экраны вышла «La petite Lili» (режиссер Clod Miller). Текст пьесы адаптирован интересно. Действие происходит в наши дни; «разговоры о литературе» заменены на «разговоры о кино», соответственно, и персонажи принадлежат киномиру, в котором либо действительно хотят творить, либо гоняются за коммерческим успехом (поначалу основная психологическая коллизия сохранена). Нину сыграла молодая актриса Ludivine Sagnier (приз за лучшую женскую роль на Чикагском кинофестивале). Это лишенная изрядной доли чеховской романтики и вместе с тем наделенная гораздо более успешной судьбой особа. Но демонстрируемый во второй части фильма (в киноповествовании — через четыре года) новый взгляд героев на жизнь как-то повисает в воздухе, ниоткуда не следует. И у меня осталось впечатление, что, вкупе с романтикой, из картины просто ушли эмоции.
К юбилею писателя в Штатах, естественно, предприняли еще одну попытку – «American Seagull», режиссер Michael Guinzburg. Я видела только фрагменты и не уверена, что буду смотреть весь фильм. И в нем под наши дни подогнаны не только костюмы, но и характеры. Имеют право. Мне, однако, это показалось похожим на полусамодеятельную пробу «оживить» пьесу, в гальванизации не нуждающуюся, – она и не умирала. Любопытно, что, как бы ни были слабы или не адекватны оригиналу экранизации чеховских пьес, в отзывах молодых зрителей можно найти все ту же мысль Андреева: в какой-то момент американец или англичанин вдруг соображает, что это и о нем тоже.
К драматургии обращались чаще, но и прозу вниманием не обошли. Еще в 1962-м, за 15 лет до Сергея Бондарчука, режиссер Alberto Lattuada берется за повесть «Степь». Подписана она «А. П. Чехов», пора псевдонимов завершена. Что почудилось итальянцу в этой «степной энциклопедии»? На экране, иллюстрируя рассказы и намеки путников, дерутся, любят, орут (благо – место это далеко от какой бы то ни было цивилизации). Хотя графиня Драницкая (Марина Влади) угадана: прелестная и потерянная перед мощью Варламова, она вносит на экран вырастающий из детских снов волшебно-красивый мир. Картина была показана на Берлинском фестивале, но наград не получила. И я упоминаю о ней как о ранней попытке сделать Чехова «поярче», приблизить к массам. Но это и есть самое интересное – что именно чудится?
Через 20 лет повесть экранизировали на французском телевидении (Jean-Jacques Goron). Его сценарий открывается эпизодом в дому Ольги Ивановны, матери Егорушки, собравшей семью перед отправкой сына в школу. Все не так. Сама Ольга Ивановна – усредненный тип дамы из хорошего общества, в шляпке с вуалеткой. Егорушка одет в чудненький дорожный костюмчик (который он позже, правда, сменит на рубашечку «а ля рюс»). Примерно так же отвечают нашему представлению о чеховских героях и спутники мальчика, и встретившиеся ему в пути степные жители. Киногруппа выпустила выполненный в юмористическом тоне, «говорящий» отчет: съемки длились 34 дня, в фильме использованы 450 овец романовской породы, 65 бутылок водки, 15 русских кур – и т.д. Профессионалы фильм хвалили, но почему-то упорно именовали саму повесть «приключенческой»…
Пару раз внимание режиссеров привлекал рассказ «Роман с контрабасом». В 1974-м вышел короткометражный британский фильм «Romance with a Double Bass», Robert Young, где в главных ролях снялись Джон Клиз (John Marwood Cleese), один из актеров знаменитой труппы «Monty Python», и его тогдашняя жена. Клиз, само собой, принимал участие и в написании сценария. И получилось по обыкновению смешно. Британцы и немцы ставили «Свадьбу». Где-то, наверное, хранится ранняя работа Романа Поланского по рассказу «Толстый и тонкий». Как это ни удивительно, «Даму с собачкой» обходили стороной. Может, оттого, что хорошо знали советский фильм с Ией Савиной и Алексеем Баталовым? Хотя не так давно немцы показали странную версию рассказа – в картинках, точнее – в фотографиях. Мне кажется, попытка не удалась.
Едва ли не последней работой по чеховской прозе стал фильм Довера Косашвили (Dover Koshashvili) «Дуэль» (СШA, 2010). Косашвили родился в Грузии, в пятилетнем возрасте был перевезен в Израиль, сохранил и русский, и грузинский языки. У него есть своя тема: молодые иммигранты в Израиле, их способность примениться к этому непростому обществу, и способность общества найти с ними общий язык, впитать их как свою органичную часть. В Штатах и в Канаде режиссер известен фильмом «Поздняя свадьба» («The Late Marriage», 2001). В семье выходцев из Грузии живет себе дипломированный философ, 31 года отроду– и еще не женат. Позор! Все старшие родственники парня, не щадя живота своего, подыскивают ему приличную – то есть юную, девственную, скромную – невесту. А он влюблен в мать-одиночку, одевающуюся даже по израильским меркам довольно смело. Фильм был включен в большой список номинантов на «Оскар», но в финал не попал. Картина, как и режиссер, — триязычна и разнообразна по пафосу. «Дуэль» я еще не видела, но посмотрю непременно: Косашвили меня заинтересовал.
О том, что русская тема в западном кино экранизациями не исчерпывается, читайте через неделю.
Монреаль
